Константин Уткин - Площадь Соловецких Юнг

– Ну, хорошо… – спокойно ответил Слава. – Допустим, она сюда приезжает. И что вы от меня хотите?

– Чтобы вы ее сюда не пускали!! – почти выкрикнул гость, ловко выхватывая фото и пряча его.

– Конечно – Слава говорил медленно – конечно, если она приедет в одиннадцать ночи, или в пять утра, я ее не пущу. Может быть. А в другое время? На каком основании я ее буду задерживать в часы посещений? Может быть, у нее здесь важное дело? Не просто же так она от своих семей уезжает сюда?

Мужчина вытащил платок и промокнул покрывшийся блестящим бисером лоб.

– Мне неприятно об этом говорить… да и всем, кто это знает, неприятно. В общем – помолчав и словно решившись, продолжил он – тут живет один… как бы сказать… смешно даже… старый поклонник… проклятье нашей семьи, если можно выразится таким возвышенным слогом. Преследовал маму больше сорока лет, сколько скандалов было из-за него. С отцом. С детства помню. И вот… память отца осквернена… к этому… у него даже дома нет… таскается… стыд, одно слово…

– Понятно. – Прервал его Слава. – Все понятно. Я понимаю ваши сыновние чувства… к тому же внуки без присмотра… но ничего поделать не могу. Я не имею права ее задерживать. В том числе и морального.

Добавил он, следя, как мужчина добавляет к лежащим на столе двум тысячам еще две.

– Что? – встрепенулся тот и рука с купюрой застыла в воздухе. – о каком моральном праве вы говорите?

– О своем. Если пожилая женщина ездит в гости к другу – или поклоннику, если вам так больше нравиться – с которым ее связывают сорок лет, то я ее уважаю. Так же я уважаю его. С какой стати я должен вставать на ее пути? Разве что руку подать, чтобы она на ступеньке не споткнулась.

– Он же семью разрушает!!!

– Это как это он ее разрушает, вашу семью? – холодно полюбопытствовал Слава, пододвигая деньги к посетителю. – мне показалось, что ее муж умер, что она вырастила шестерых детей? Мне кажется, что ваша мать имеет право на выбор своей жизни. Разве нет?

Мужчина отшатнулся в крайнем изумлении.

– Вы, молодой человек, пытаетесь меня учить? Вам не кажется, что это по крайней мере смешно, да и глупо? Кто вы и кто я? Я вас попросил об небольшой, хорошо оплачиваемой услуге, и вовсе не рассчитывал вместо этого услышать лекцию о своей матери. И от кого!! От охранника!! Невероятно!! Слышать рассуждения о моем моральном…

– Императиве – перебил его Слава. – Заберите деньги и, если вы собираетесь навестить кого-нибудь, идите и навещайте. Всего вам хорошего.

– Она опять ушла из дома. – заявил мужчина, разглядывая охранника, как неведомого зверя – вы ее видели сегодня?

– Да – Слава вонзил вилку в остывшее мясо – она здесь. На третьем этаже. Тридцать шестая комната.

Мужчина резко повернулся, но потом помедлил и достал из дорого кожаного портфеля бутылку с золотистой этикеткой.

– Ну хорошо, деньги вы не взяли… а от коньяка же вы не можете отказаться?

– Какая разница, уважаемый – ответил Слава – он расправился с мясом и вытер рот, на этот раз куском газеты. – Какая вам разница, возьму я коньяк или нет? Вставать на пути этой старушки я не буду. К тому же я не пью. Поговорите с другими сменами. Может, у них хватит совести ее задерживать. А вот в мое дежурство она будет проходить беспрепятственно.

Мужчина застыл в нерешительности, потом махнул пухлой рукой, поставил коньяк на стол и быстро ушел.

На третьем этаже он не задержался – быстро вернулся, ведя под руку маленькую, смотрящуюся против него ребенком, худенькую и седую старушку. Впрочем, шла она уверенно и энергично что-то выговаривала, подняв лицо к нависшему сверху, как гора, сыночку. Перед выходом она остановилась, подбоченилась, и до Славы донеслось.

– Знаешь что, дорогой? Я кандидатскую диссертацию защитила, когда у меня пятеро детей было. Ага?

Тут же выяснилось, что у сына, который как-то сразу растерял всю свою вальяжность, были причины спешить. По коридору быстро приближался старик в спортивном костюме и белых кроссовках. Настигнув мать с сыном, он сунул мужчине под нос крепкий сухой кулачок и заговорил неожиданным сдавленным басом.

– Если ты еще раз посмеешь зайти без стука, я тебе, боров мелкоглазый, нос расквашу и зубы все повыбиваю, понятно? Ты еще в тряпки срал, когда мы с твоей мамой… да как ты смеешь…

– Саша, ты что!!!

Вклинилась между ними женщина, и вовремя – побагровевший сын уже пошел на старика с кулаками, но и тот не собирался отступать.

Слава, спрятав улыбку – какие страсти здесь, однако!! – пошел разводить и успокаивать драчунов. Теперь громоздкого мужчину оттесняла энергичная женщина (старушкой называть ее язык не поворачивался) тот разъяренно сопел и все пытался ее обойти, а Слава отвел и усадил на диван, обняв за плечи, старика – разлучника. Под костюмом чувствовалось крепкие для солидных лет руки, и, приглядевшись, Слава узнал бегуна, который один раз удивил его, придя в полночь запыхавшийся и взмокший. Старик приглаживал седой венчик вокруг блестевшей лысины и сверкал очками в сторону возлюбленной – а она, уже вытолкав за дверь сына, вдруг послала деду воздушный поцелуй.

– Да, отец, ты даешь… – не удержался Слава. Дед, встав с дивана и выпрямляясь, сердито пробасил.

– А ты что думал? Я бы этого кабанчика так разделал, что родная мама бы не узнала. Они все рыхлые, Васькина порода. Гаденыш, такую минуту испортил…

Тут дед заметил сбоку округлившиеся Славины глаза.

– А ты что думал? В самый неподходящий момент зашел, свинья. «Мамочка, можно тебя на секунду» – передразнил он писклявым голосом – а я, дурак, повелся. Верунчик легкая, он ее просто увел, а я сижу и жду. Она оделась, вышла, а я жду, как идиот, хотя тоже оделся. Выглядываю – а их нет. Ну, сучий потрох, чтобы тебя собака понюхала…

Слава открывал и закрывал рот, не зная, что сказать. Дед же вдруг сбавил обороты.

– Это хорошо, что ты меня отвел. А то я бы намылил бы козлу загривок, а моя Верочка обиделась бы. Она и так с трудом время выкраивает, чтобы меня навестить…ласточка моя… С меня бутылка. Вечером зайду.

– А вы к ней не можете в гости приехать?

– Ты что. Я – персона нон-грата. – важно сказал старик, подняв вверх длинный палец. – Вечером расскажу, когда бутылку принесу, если захочешь. Тут есть о чем рассказать.

Слава пригляделся – этому старику хорошо бы подошла роль вора в законе. Огромный смуглый лоб, испещренный морщинами и извивами вздутых вен, пристальные глаза, острый подбородок, мешки и складки бурно прожитой жизни. Ночные пробежки и, вот как сейчас – сильный водочный запах. Грубый голос и резкие слова, и в то же время – ласточка моя…. Сорок лет…

Славик ждал вечера с самым настоящим нетерпением – может быть, даже он сам, человек, сделавший себя самым прожженным циников, изменит взгляды на это эфемерное понятие?