И. Евстигней - Переводчик

– Извини, малышка… Видимо, я сегодня устал. Сделай всё сама…

Почему-то она не обиделась, не оскорбилась на подобное моё хамство; оказалась опытной, несмотря на своё безупречно-совершенное тело, опытной именно так, как надо, теми едва уловимыми движениями бедер, от которых у мужчин пересыхает во рту и прокатывается по телу, уходит в самый низ живота мощная, вздымающая плоть волна наслаждения… и… и кто там говорил об отсутствии потенции в двадцать шесть лет?

– Ляо-Ша – какое странное имя, – Тай расслабленно водила пальчиком по моей груди. – А что ты всё-таки делал у нас на филфаке?

– Ждал тебя, – улыбнулся я.

– Я это уже поняла, – она потянулась вверх и нежно укусила меня за губу. – И всё же…?

– Искал одного человека.

– И на историческом тоже?

– И на историческом…

– И кого же?

Эх, была не была. В конце концов, о моих вчерашних розысках спецслужбам наверняка уже всё известно, тем более что я особо и не скрывался. Поэтому чего я теряю?

– Профессора Линга.

Тай отпрянула от меня так резко, что от неожиданности я сам едва не подскочил на постели. Ничего себе реакция на имя обычного преподавателя… Интересно, куда же я всё-таки влип?

– И зачем он тебе?

– Да я тебе уже говорил. Чтобы проконсультироваться. Мне на практике перевода задали перевести на русский одну его работу, а я никак не могу разобраться с некоторыми моментами, не могу понять, что именно он имел в виду. Вот и хотел спросить у него самого…

– Ты врешь, – Тай сидела на кровати и пристально смотрела на меня.

– …Вру, – кивнул я.

Чёрт, Алекс, уж в твоём-то возрасте пора научиться врать женщинам… мммм… более убедительно!

Я тоже привстал на постели, обмотал вокруг бедер простыню – да нет, никакой повышенной стыдливостью я не страдаю, просто не могу вести разговоры с женщинами на отвлеченные от секса темы в голом виде – и пододвинулся к Тай.

– Солнышко, понимаешь, мне правда нужно найти этого человека. Не для плохих целей, поверь мне. Просто мне нужно кое-что у него спросить. Это связано с его исследованиями. И очень важно для меня. Я вчера попытался его найти, потратил полдня, но мне сказали, что он уволился полгода назад, и, где он сейчас, никто не знает. Тогда я попытался найти его последние работы, чтобы попробовать разобраться самому, но тоже никакого результата. Поэтому я и подумал, что, может быть, у вас на филфаке остались какие-то его труды…

Тай продолжала смотреть на меня с подозрением, но, кажется, немного успокоилась. Ещё бы, когда на втором слое страстно внушаешь женщине о том, как безумно хорошо тебе с ней было в постели….

– Так ты ничего не знаешь?

– О чем?

– О том, что твой профессор сошел с ума и его были вынуждены поместить в клинику для душевнобольных? Оказалось, что он уже пару лет страдал сильнейшим психическим расстройством, но ему удавалось как-то скрывать это от окружающих, даже от родных, представляешь? Но потом уже скрывать стало невозможно… К нам приходили из службы безопасности, изъяли все его работы, сказали, что они неблагоприятно воздействуют на подсознание человека и могут привести к таким же последствиям, как у профессора.

– Теперь понятно…

Ну вот, Алекс, теперь-то точно тупик. Работ профессора в свободном доступе не осталось, все прибраны к рукам спецслужбами. Попытаться пробраться к нему в больницу? Ну, во-первых, неизвестно, в какой клинике он находится. А, во-вторых, если всё так серьёзно, то наверняка к нему приставлена такая охрана, что и комар не пролетит…

– А ты ведь не местный, да?

Я улыбнулся и покачал головой:

– Не местный. Почти не местный.

– И откуда ты? – Тай пристально смотрела на меня.

– Из России.

– И ты не студент?

– Нет. Хотя был им когда-то, конечно. Но сейчас я работаю, уже пять лет. Переводчиком.

Она сидела на постели, поджав по себя ноги, и молчала. Какой я всё же козёл…

Я протянул руку и ласково провел ладонью по её волосам.

– Прости, солнышко. Я не хотел так, правда. Не хотел тебя обманывать.

По крайней мере, нарочно. Просто не знал, как поступить лучше…

Неожиданно она подняла голову и посмотрела на меня каким-то странным, бессмысленно-нежным взглядом:

– А знаешь, мне всё равно, кто ты… Ты… замечательный, кем бы ты ни был…

Потом обвила меня руками, прижалась ко мне своей полной грудью и, уже медленно сползая вниз, скользя языком по моему животу, пробормотала:

– Я вспомнила, у меня где-то осталась одна работа этого твоего профессора… Принес нам её в литературный клуб почти перед тем, как его забрали… Я взяла её домой, чтобы почитать, отредактировать второй слой. А потом, когда всё это началось, совсем про не забыла. Лежит где-то в книжном шкафу. Я тебе ее найду потом… потом, хорошо?.. Мой милый…

Уже под утро, когда свежий ветер наполнил просторную комнату шумом прибоя и терпким соленым воздухом, я дрожащими руками расправил на полу трехметровый отрез ткани. Уставшая Тай, которую после нескольких бурных любовных спаррингов я безжалостно заставил искать в шкафу обещанную работу профессора, мирно спала на своей королевской постели. От волнения иероглифы прыгали у меня перед глазами, я до боли всматривался в узорчатые строки… Ничего. Совсем ничего. Я посмотрел на дату. Написано всего семь месяцев назад. На полтора года позже, чем то исследование, которое я переводил в России… Ну а что, собственно говоря, ты хотел? В глубине души ты же знал, с самого начала знал, что всё, что привиделось тебе той ночью, – не более чем бред… Но ты обрадовался этому бреду! Вцепился в него мертвой хваткой, ухватился как за предлог, лишь бы только куда-то бежать, что-то делать, искать, суетиться, потому что… потому что уже вовсе невозможно было, невыносимо жить наедине со своими мыслями… с самим собой…

Я поднялся с пола, прошел на кухню и поставил на огонь крошечный стеклянный чайник. Отыскал в верхнем шкафу бумажный пакетик с зеленым лунцзинем и бросил щепотку в заварник. Вскоре плоские листочки начали медленно набухать, в прозрачной воде заскользили золотистые и зеленоватые змейки, воспаряя в воздух терпкими весенними ароматами. Отрез пудрового шёлка лежал тут же, на столе, куда я его в сердцах швырнул по приходу на кухню, и весёлый утренний бриз ласково теребил свисавший со стола край ткани. Я бездумно смотрел на мягкие переливы шёлка, и вдруг вновь почувствовал это. Это было странное чувство, словно на глади реки кто-то тонким прутиком только что написал свою тайную мысль. Водная гладь безмятежна, но ещё хранит на себе след чужой тайны… Я подошел к столу и прочитал. Это была та же самая мысль, которую я прочитал несколько дней назад, с раскалывающейся от похмелья головой, сидя на полу своей воронежской квартиры. Только на этот раз выраженная более четко, ясно и убедительно. Дышать стало тяжело, на лбу выступили капли ледяного пота. Я дрожащей рукой поставил чашку с чаем на стол и медленно сполз на холодный кафель.