Ринат Валиуллин - В каждом молчании своя истерика

Проходя знакомым маршрутом (от Сенной площади по переулку Гривцова через Исаакиевский собор Большой Морской улицей к Дворцовой площади), к своим любимым атлантам, которые, по его глубокому убеждению, несомненно жили когда-то во весь свой гигантский рост в затерянной Атлантиде.

По дороге Антонио отмечал для себя, что кафе и рестораны постепенно вытесняли магазины, а это, в свою очередь, означало не только то, что кормить людей было выгоднее, чем одевать, но и то, что у людей появился выбор: где пить, что пить, с кем пить, – вспомнил он знаменитое четверостишье Омара Хайяма.

Антонио действительно было лучше одному. В одиночестве он сам себе мог задать вопрос и сам на него ответить, так, как ему было удобно и понятно. Антонио любил открывать для себя новые заведения, скромно заказывал кофе. Этого ему было достаточно, чтобы понять, стоит ли здесь обедать. В редких случаях он брал еще коньяк, считая употребление его в кафе большой роскошью и пустой тратой денег. Все еще переживая приятный вкус коньяка во рту, сунув руки в карманы своего стального плаща, он шел небольшой улочкой и любовался старинной лепниной, в образе бородатых мужей, миловидных фемин и крылатых младенцев, награждая ее участников именами героев из своих книг. Ему нравилась эта игра, которую он изобрел для себя и тех людей, с которыми тесно общался. Правда, те об этом даже не догадывались. Посредством фэнтези Антонио открыл для себя один очень важный закон: все, чего не хватает в жизни (друзей, любовниц, врагов) можно придумать.

На площади, куда вскоре его вынесло благодаря итальянским архитекторам первой половины XVIII века, его привлекли красные бабочки, слетевшиеся на белое пальто одной симпатичной девушки, что позировала кому-то, широко улыбаясь, соперничая в этом аспекте с площадью. «Ее белые зубы могли бы служить фотовспышкой», – усмехнулся Антонио, заодно вспомнив, что хорошо бы навестить стоматолога. Так и не спрятав улыбку, девушка вместе с вышитыми на ее пальто бабочками подбежала к фотографу. Жадно стала рассматривать, что из нее получилось, поцеловала своего мужчину в щеку, здесь Антонио обомлел: ее кавалером был Оскар! Пока, оцепеневший, он раздумывал, как на это реагировать, девушка взяла под руку Оскара и стала уводить все дальше от удивления Антонио. В этот момент будто бомба попала в стоящий на рейде роскошный стальной корабль. Антонио как-то вдруг сник, ссутулился, ему стало нестерпимо больно от этого ранения.

На высоте семьсот метров, когда набегающая земля начала покалывать различимыми травинками, он потянул за кольцо. Вытяжной парашют взмыл вверх, Оскар уже ждал тот мягкий толчок, означающий, что скорость падения резко упала и можно наслаждаться видами. Но в этот раз вытяжной, попав в поток, не смог расчековать клапаны ранца и вытащить за собою медузу (основную часть парашюта), такое могло произойти только при неправильной укладке парашюта. Оскар поднял голову вверх, где ветер терзал тоскливую тряпочку материи вытяжного парашюта, которая должна была раскрыться в спасительный купол.

«Что за дерьмо? Мы же вместе упаковывали парашют и инструктор сам лично проверил его перед прыжком. Антонио, сукин ты сын!» – мелькнуло у него в голове. Оскар знал назубок дальнейшие свои действия согласно инструкции: в случае, если основной парашют не раскрылся, надо было от него избавляться. Но этот вопрос: «Неужели Антонио?» и страх не давали сосредоточиться. В голове мелькнуло, что Антонио вернулся в клуб накануне, после того как они уже приготовили парашюты к прыжку, сославшись на то, что забыл там ключи от квартиры.

Сердце, которое только что стучало гулко, словно хронометр, вдруг побежало секундной стрелкой к финишной черте. Так и не сумев раскрыть купол, Оскар достал нож и стал им остервенело рвать стропы парашюта, постоянно поглядывая вниз на землю. Ее становилось все больше, солнце все ярче, крик Фортуны все громче. Понимая, что уже не успевает и окончательно растерявшись, Оскар отчаянно дернул чеку запаски. Тот вспорхнул и тут же спутался с основным в одну роковую связь.

Конец