Сергей Бюлов - Сослагательное наклонение

– Ты, конечно, в чём-то прав, но…

– Пора бы в конце концов задуматься, – перебил его Голубев. – Так что, может, не стоит так слепо служить этому режиму!

– Да какому ещё, к чёрту, режиму!

Последнюю фразу он сказал так громко, что резко оборвал себя и замолчал. Потом он открыл дверь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, задал секретарше какой-то глупый вопрос, в качестве предлога, и закрыл дверь. Увидев эту сцену, Голубев засмеялся.

– Что, боишься быть услышанным? В собственном кабинете и не поговорить, да?

– Уходи, я более не желаю с тобой говорить.

– Я, конечно, уйду, если ты этого хочешь, но ты всё-таки задумайся.

На последнюю фразу Евстафьев ничего не ответил. Он посмотрел на уходящего Александра Голубева и плюхнулся в своё кресло. Мысли переполняли его. Он не мог больше ни о чём думать. «Почему он пришёл ко мне с этим предложением?» – недоумевал Евстафьев. – «Нет, здесь что-то не то». Он встал и подошёл к окну. На улице был сильный ливень. Долго смотрел, как идёт дождь, затем стал нервно расхаживать по своему кабинету.

Раздался стук в дверь. Это был Геннадий Васильевич Филиппов, главный инженер фабрики. Он был старше и опытней Николая Евстафьева и не без основания полагал, что именно он должен был занять кресло директора. Поэтому он считал себя незаслуженно обиженным, когда четыре года назад эта должность досталась не ему. И хотя он никогда не высказывал свои мысли и прямо не желал своему шефу провала, всё-таки не удержался бы от соблазна, в случае если под Евстафьевым закачалось бы кресло. У Евстафьева на сей счёт, конечно, были смутные сомнения, однако, в виду отсутствия явных причин к подобной подозрительности, он старался гнать от себя такие мысли, как дурные. Более того, Николай ценил ум и опыт Геннадия Петровича и отдавал должное тому, что за всё время совместной работы он никогда его не подводил.

Филиппов пришёл поговорить о некоторых своих идеях по совершенствованию производства. Николай Петрович дал ему высказаться, однако сам не слушал его. Его мысли были плотно заняты недавним разговором с Голубевым, поэтому ему было ни до чего и ни до кого. Но очень не хотелось, чтобы это было заметно, поэтому Николай Петрович сделал вид, будто внимательно слушает своего собеседника. Однако в какой-то момент Филиппов заметил, что его слова пролетают где-то мимо.

– С вами всё в порядке? – спросил он.

– Да, а почему вы спрашиваете?

– У вас какой-то задумчивый вид, мне кажется, вы совсем не слушаете меня.

– Нет, нет, вы ошибаетесь, я вас внимательно слушаю, продолжайте, – слегка раздражённо ответил Евстафьев.

Филиппов продолжил, однако чувство, что его не слушают, не покидало его. В конце концов Геннадий Васильевич нашёл предлог прервать себя, сказал, что продолжит в другой раз, извинился и ушёл. «Что с ним такое сегодня? Надеюсь, нас не ждет какой-нибудь производственный подвиг», – подумал он про себя.

Он вышел из кабинета. В приёмной секретарь набирала какой-то текст.

– Сегодня утром случайно не звонили из главка? – спросил он секретаря.

– Нет, не звонили?

– А из обкома?

– Тоже нет, – незамедлительно ответила секретарь.

«Что же, надеюсь, нас не ждут большие потрясения», – сказал он про себя и удалился в свой кабинет.

Николай Евстафьев снова остался один в своём кабинете. И снова мысли стали переполнять его. Ему вдруг стало любопытно конкретное содержание этих мемуаров. О чём может писать отставной генеральный секретарь ЦК КПСС? Хотя он и не решился открыто и откровенно ответить Голубеву, когда тот спросил его про восхищение Горбачёвым, всё-таки он всегда симпатизировал бывшему генсеку. Он почти полностью разделял его политику и сожалел о его скорой отставке. Более того, он питал большие надежды на Горбачёва и искренне верил, что эта отставка пошла скорее во вред и что Советский Союз ожидал бы значительный скачок вперёд, если бы он проработал на этом посту больше. А то руководство партией и государством, которое пришло на смену, явно слабее. Подобных надежд он более не питал. Однако, как убеждённый коммунист и верный слуга партии, он заставлял себя верить в добровольную отставку Горбачёва и в ту критику, которой подвергли некоторые его решения на XXVIII съезде КПСС. По этой самой причине он старался отогнать от себя это любопытство.

В этих размышлениях он провёл весь день. Работа мало занимала его внимание. Но и дома мысли не отпускали его. Его жена Елена почти с порога заметила это.

– Какие-то неприятности на работе? – спросила она.

– Да нет, на работе всё в порядке.

– Тогда что с тобой?

– Александр сегодня приходил…

– И что?

– Даже не знаю, как сказать. Это просто невероятно.

– Так говори уже.

– В общем, он принёс мне мемуары Горбачёва.

Ответ явно удивил её. Она очень давно знала Александра и не могла понять, откуда у него могут быть подобные вещи. Она даже предположила, что, возможно, речь идёт совсем о другом человеке, однофамильце, который тоже чем-то знаменит.

– Я так понимаю, речь идёт не о генеральном секретаре?

– Ты неправильно понимаешь, речь как раз идёт о нём, о Михаиле Сергеевиче Горбачёве, бывшем генеральном секретаре ЦК КПСС.

– Ничего не понимаю, – удивлённо сказала Елена, – он что, выпустил мемуары?

– Ну как выпустил? Написал. Это папка с текстом, а не изданная книга. Собственно, он за этим их мне и принёс.

– За чем, за этим?

– За опубликованием.

Елена не переставала удивляться. Чем дольше продолжался их разговор, тем больше она запутывалась в сути происходящего.

– Опубликовать – как это, где?

– За границей.

– За границей? А, вот оно в чём дело.

Теперь Елене стало всё понятно. Её, конечно, удивило, что Александр пришёл к её мужу с таким предложением, но в остальном всё логично. Переправить на Запад и там опубликовать. И так как Николай собирается в Италию, он к нему и пришёл, очевидно, как к последнему возможному, а может быть, и единственному варианту.

– Они у тебя? – спросила Елена.

– Мемуары? Конечно, нет, как я мог их взять! – слегка разгоряченно ответил Николай.

– Ладно, не горячись, просто я подумала, может быть, там ничего крамольного?

– Да ты что такое говоришь? Разве в этом суть?

– А в чём же ещё? Ты же сам говорил, что со времён Ленина не было более удачного руководителя нашей страны, чем Горбачёв. И почему бы тебе было не взять его мемуары? Хотя бы просто чтобы почитать.

Николай Евстафьев был очень удивлён подобным рассуждением жены. Он нисколько не сомневался, что она начнёт осуждать действия Голубева, но вместо этого она предложила ознакомиться с содержанием. Причины, по которым он не взял мемуары, казались ему очевидными и не требующими разъяснения. А тут собственная жена задаёт такие, как ему казалось, провокационные вопросы.