Феликс Шведовский - По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха

Юра, как ни странно, сразу вспомнил меня и посоветовал в качестве учителя Дзюнсэя Тэрасаву, «если есть такая потребность». Я еще не знал, что так зовут уже виденного мной однажды японского монаха. На тот момент он уже в течение двух лет часто приезжал в Москву, у него появился широкий круг знакомых и даже первые ученики-монахи из бывшего СССР, и Юра обещал сообщить мне, где я смогу встретиться с Тэрасавой в следующий его приезд. С Юрой Кондюковым после этого мы никогда не общались, но я бесконечно благодарен ему за то, что он свел меня с Учителем. Таких людей Будда называет «добрые знакомые».

Наша встреча с Сэнсэем произошла в апреле 1993 года в гостинице «Свиблово» на северо-востоке Москвы. Он только что приехал из Индии. Я постучался в номер. Дверь открыл смиренный молодой человек с бритой головой. Из номера донесся запах благовоний. Парень поклонился мне, сложив ладони в буддийском приветствии. Я неловко ответил ему тем же. Внутри обычного советского номера на кровати сидел, скрестив ноги, японец с такой же бритой головой и грыз огурец. Как и его русский помощник, он был не в монашеской одежде, и поэтому я не сразу признал его, хотя смутно почувствовал, что где-то мы с ним уже виделись.

Разговор наш был совсем коротким. Тэрасава продолжал свой нехитрый завтрак и на английском языке отвечал на мои вопросы, а его помощник, представившийся как Сергей Коростелев из Донецка, переводил.

Я спросил:

– Как мне стать господином самого себя?

Выражение «господин самого себя» я вычитал у Георгия Гурджиева.

Тэрасава ответил:

– Для этого нужно стать царем вселенной.

– Что нужно для этого?

– Спасти весь мир.

– Но как?

Тут возникла сложность с переводом. Тэрасава несколько раз переспросил Сергея, потом сказал два слова по-русски:

– Стремление. Сострадание.

И добавил:

– Ко мне приходит много людей получить информацию. Но я не даю информацию. Я учу. Поэтому из ста человек остается один.

Мне сразу захотелось стать этим одним из ста… Но я, конечно, промолчал. Только спросил, не виделись ли мы где-то раньше. Тут-то и выяснилось, что японец, грызущий огурец, и монах, смеявшийся во дворе консерватории, это один и тот же человек. Мы посмеялись теперь уже вместе. Сергей записал мой телефон и обещал пригласить на медитацию, когда они снимут в Москве квартиру.

А потом Тэрасава попрощался со мной, сложив ладони на груди, я повторил этот жест и пошел к выходу, как-то пятясь, боясь повернуться непочтительно спиной к Учителю, и, помню, смешно ударился о стоявший у выхода холодильник.

Через две недели, к моей радости, Сергей позвонил, дал номер телефона и просил перезвонить, чтобы уточнить, когда состоится медитация. Забавно, я ошибся в одной цифре, набирая номер, и попал… в бордель. Мне ответил женский голос.

– Когда можно встретиться? – спрашиваю.

– А вам в апартаментах или с выездом?

Я тогда ничего про это не знал, но чутье подсказало, что не стоит продолжать разговор…

Это было как одно из первых испытаний Будды, когда он воссел под дерево, чтобы обрести Просветление. Дух зла – Мара прислал к нему тогда своих соблазнительных дочерей…

Наконец я оказался в квартире панельной многоэтажки на улице Ротерта, неподалеку от пересечения Ярославского шоссе с Московской кольцевой автодорогой, то есть на самой окраине Москвы, все на том же северо-востоке, что и гостиница «Свиблово». Северо-восток, как я потом узнал, считается «воротами Мары», и поэтому издревле буддийские монастыри строились именно в этой части поселений. Кстати, теперь, через двадцать лет, прямо возле того дома, где Тэрасава-сэнсэй снимал квартиру, вьетнамцы возвели буддийскую пагоду перед построенным ими торговым центром «Ханой – Москва».

Вместе со мной на церемонию пришел и Ярослав, три года назад поклонившийся Сэнсэю в консерватории. Вообще рядом с Учителем тогда было немало людей искусства (как потом оказалось, он и сам неплохо играет на фортепьяно). Так мы познакомились на той церемонии с артистом балета Романом и его женой Светой. Роман посоветовал нам с Ярославом плавнее опускаться на колени, совершая поклон, а то мы бухались так, что пол сотрясался.

Медитация, или церемония, была самой первой на этой квартире, или Месте Пути [2] – Учитель называл ее прямо так, русскими словами. Мы вошли в тот самый момент, когда Сэнсэй забивал в стену последний гвоздь, на который повесил развернутый свиток с иероглифами.

Началась церемония. На покрытом красивой тканью алтаре стояли статуи будд и бодхисаттв [3], а также портрет преподобного Нитидацу Фудзии – учителя Сэнсэя. Я тогда ничего этого не знал и сосредоточился лишь на том, чтобы повторять все движения за монахами. После трех поклонов со вставанием и припаданием к полу все начали петь непонятную мантру под барабан, в который ударял Дзюнсэй Тэрасава. Поза, в которой они сидели, на пятках, поджав под себя ноги, была очень неудобной, и я вскоре поменял ее, скрестив ноги, но поклялся себе научиться сидеть так же долго, как и монахи. Каждый жест, каждую деталь я воспринимал как неотъемлемый ингредиент того лекарства, которое Учитель дает мне, чтобы я научился «быть господином самого себя»…

И все же я был ужасно невнимательным. Перед следующей церемонией я пару раз заметил в центре Москвы, неподалеку от факультета журналистики, молодых людей в желтых одеяниях, бивших в барабаны, и не понял, что одеяния и барабаны были точно такие же, как у Дзюнсэя Тэрасавы. Пазл сложился у меня в голове лишь тогда, когда я встретил одного из них, придя на вторую церемонию. Он представился как Тимур Махаматов. Оказалось, тоже студент и даже сосед – учится через дорогу, на другой стороне улицы Герцена (сейчас Большая Никитская), в Институте стран Азии и Африки при МГУ. Тогда и еще в течение нескольких лет он почти каждый день обходил с барабаном центр города. В отсутствие Тэрасавы-сэнсэя он был моим наставником по этой «уличной практике», когда и у меня появился такой же барабан. Но все это будет намного позже.

А весной 1993-го я был еще во власти стереотипа, что барабанят на улице «кришнаиты», которых надо обходить стороной. Вспомнил, что видел их и раньше, в декабре 1992 года, ударявшими в барабаны на выходе из метро «Библиотека имени Ленина», прямо напротив Кремля. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что это те же самые люди, вместе с которыми я стал теперь проводить церемонии на улице Ротерта. Но я уже был настроен на обучение – и мои стереотипы таяли один за другим.

Сидение напротив Кремля в 1992-м, как объяснил Тэрасава-сэнсэй, было молитвой о том, чтобы Россия, находившая тогда на перепутье из-за правительственного кризиса, не погрузилась в хаос и не погибли люди. Хаос и гибель, к сожалению, случились осенью 1993-го, но все же хочется верить, что та молитва отсрочила их приближение, а возможно, и смягчила их последствия.