Михаил Армалинский - Тайные записки А. С. Пушкина. 1836-1837

Даже ревнуя красивую любовницу, мужчина не перестает наслаждаться ею. Красавица жена, напротив, приносит мужу нескончаемые заботы, ибо наслаждение очень скоро становится пресным и обладание красотой тешит только твое тщеславие.

А мужчины вокруг исходят слюной и семенем, чтобы вкусить пизды твоей жены, и следуют за ней по пятам, как кобели за сучкой. На долю мужа выпадает нудная обязанность охранять жену от посягательств, ограждать ее от соблазнов, заботиться о ее чести и своем имени. И чем красивее жена, тем большее посмешище ожидает мужа в случае ее неверности, потому что, чем красивее жена, тем больше людей наблюдают за ней, тем больше кобелей ждут своей очереди. Не слишком ли это дорогая цена за владение красотой, которая перестала тебя волновать?

Чем отличаются помыслы о грехе от совершенного греха? Помыслы являются к нам помимо нашей воли, но грешим мы по своей воле. О чужих помыслах нам знать не дано, и мы можем дознаться о них только через свершенные поступки. Часто и свои собственные помыслы мы тщательно запрятываем от себя так глубоко, что сознание не в состоянии различить их. Нет сомнений, что грех начинается с помысла о нем, и единственное препятствие на пути от помысла ко греху – это наша воля, которая слаба. Чем сильней и явственней помыслы, тем труднее удержаться от греха, особенно если представляется возможность его совершить.

Флирт, настойчивое ухаживание – это способ придавать силу помыслам женщины об измене. Это постоянное испытание ее воли. Опытный соблазнитель знает, что воля женщины имеет свои пределы, и единственное, чего он хитро добивается от женщины, это ее позволения на продолжение ухаживаний. Легкомысленные и глупые женщины соглашаются на лестные притязания, не понимая или не желая понимать, что они соглашаются на осаду своей крепости, население которой слабеет от голода и жажды и ворота которой норовят распахнуться навстречу желанному врагу.

Опытный муж не может оставаться безучастным, он должен отстранить от жены упорного соблазнителя, что я и делаю. Но свет делает все, чтобы ввергнуть женщину во грех. Свет создает идеальные условия для беспрепятственного флирта, он радостно приравнивает в своем мнении помыслы о грехе к самому греху, упрощая роковой шаг и порочно полагая, что сопротивляться помыслам бесполезно и невозможно. Поэтому сплетни и слухи имеют силу поистине случившегося, и мне приходится защищаться от сплетен с таким же ожесточением, как от прямых оскорблений.

Будучи холостым, я за это любил свет, а женившись – возненавидел. Теперь же мои чувства перемешаны: я в свете пользуюсь чужими женщинами, но не хочу, чтобы пользовались моей.

Для меня лично помысел о грехе равняется самому греху. То ли оттого, что помыслы мои так сильны (вследствие моей поэтической натуры?), то ли из-за того, что нет у меня характера, но стоит мне помыслить о какой-нибудь бабе, как разум покидает меня, и я делаю все, чтобы овладеть ею.

Жену свою я уважаю прежде всего за ее способность сопротивляться своим помыслам, в коих она мне признавалась, а особо тем, в коих у нее не хватило духу признаться или хватило ума не признаваться.

Но в N. мне невыносимы даже помыслы, так как сквозь веру в нее просачивается сомнение, вызванное сомнением в себе. «Неужели она действительно не такая, как я?» – вот какой вопрос я то и дело задаю себе. И когда я отвечаю: «Да, она иная», – на меня нисходит покой, а за ним и вдохновение. Но последнее время все чаще просится ответ зловещий, и разум покидает меня. Нет! Не походи на меня, моя N.! Будь иной, будь сильной и верной! Пожалей меня! Страсти убивают меня, и чую, недолго осталось.

То, в чем мне призналась N., ей привиделось во сне, а в снах объявляются помыслы, даже если наяву мы себе в них не признаемся. Значит ли это, что у меня нет причин для ревности? Но раз этот сон запомнился, значит, он перенесся в явь и стал помыслом особенно опасным, так как желание побывало не только в яви, но и во сне. О чем снится, того желается.

Оказывается, не зря государь проезжал под нашими окнами. N., пьяная, призналась мне, что, когда я уезжал из Петербурга, она встречалась с ним наедине. Она давала ему знак, когда я уеду, открывая левую штору. Она проговорилась, когда я для разнообразия решил не ебать ее, а попросил подрочить. «О мой Николай!» – засмеялась она, но тут же спохватилась. «Что? – вскричал я. – Какой Николай?» Она мгновенно протрезвела, и краска залила ее лицо и шею. Она стала клясться, что верна мне, и призналась, что он заставил ее дрочить ему, обещая, что ничего большего требовать от нее не будет. По его понятиям, он не изменял своей жене и убедил N., что она, лишь дроча ему, не изменяет мне.

Я хотел тотчас броситься во дворец, но N. повисла на мне и мольбами и рыданиями удержала меня. Я решил немедля и сполна расплатиться с долгом казне, но и здесь он унизил меня, предпочтя держать меня в долгу и, сохраняя за собой власть, оскорбить меня, простив долг.

Я явился к государю на следующий день и сказал, что знаю все и что я решил драться с Дантесом, так что пусть он воспользуется случаем, чтобы убить меня. Иначе… и тут я посмотрел ему прямо в глаза, и тогда я понял, что он не будет препятствовать дуэли. Если я убью Дантеса, следующим должен быть он. Я убежал из дворца, чтобы не натворить глупостей. Упаси меня, Бог, от цареубийства. Убей меня.

Не чудо ли, что совершенно чужая мне женщина близка тем, что у нее есть пизда. Башкирка, которую я встретил во время своего путешествия, едва могла произнести несколько исковерканных слов по-русски, но поняла меня с полувзгляда, а я понял ее. Я подарил ей колечко, и она вышла ко мне ночью в степь. О, как мы понимали друг друга!

Любовь, подобно смерти, уравнивает раба и господина и стирает все различия между людьми. Да, ее пизда находилась там же, где и у русских женщин, и пахла так же звонко. Хуй и пизда как золото, с которым можно прийти в любую страну и жить богато, не зная ни языка, ни местных обычаев. В иноплеменной стороне чувствуешь себя чужестранцем только из-за мужчин, так как для общения с ними нужно знать их язык. Во всякой стране я хотел бы найти страну амазонок.

Отец башкирки стал звать ее; она выскользнула из-под меня и убежала в темноту. Это было очень кстати, ибо я уже сам подумывал, что пора ее отослать домой. Так я и не смог запомнить ее имени.

Есть тайны души, которые человек уносит с собой в могилу. Но жизнь семейственная состоит из тайн двух душ, а значит, сохранить тайну труднее.

Без тайны нет семейственной жизни, но после того, как жизнь окончится, придет конец и тайне.

По-прежнему, когда я пишу у себя в кабинете, моему воображению являются видения изведанных пизд. Видения так явственны, что мне кажется, будто я чувствую запах каждой из них. Мое тело пылает от желания, и тут входит N. Желание мое привычно исчезает.