Иван Алексеев - Повести Ильи Ильича. Часть первая

Утром он встал одним из первых и, быстро умывшись, принялся дежурить у дверей Надиной комнаты, тревожась от предстоящих ему объяснений.

Нади все не было, хотя раньше она всегда выходила первой. Устав ждать, он подошел к заспанной Ларисе, выходившей всегда последней.

– Разве она не с тобой? – вопросом на вопрос ответила ему удивившаяся девушка.

Ничего не понимая, Иван Антонович пошел кружить знакомыми дорожками и около столовой встретил Надю.

– А, это ты, – она никак не отреагировала на его радость.

– Где ты была? – спросил Иван Антонович. – Я всюду тебя искал. Скоро твой автобус.

– Я иду собираться. Только знаешь что, – она остановилась и посмотрела на него, как чужая. – Ты не ходи за мной, пожалуйста. Меня проводят. Ты в этом сам виноват.

Иван Антонович не понял и пошел за ней.

– Наверное, ты не отстанешь, если не рассказать, – сказала Надя. – В общем, вчера ты меня завел, и в результате я спала с другим мужчиной.

– Если бы Гоша не искал Ларису и не зашел к нам, может, ничего бы и не было, – продолжала она. – Но он зашел, и я пошла с ним. Для таких случаев они с другом используют веранду. Она закрыта с улицы диким виноградником. И на ней – надувной матрас с одеялом. Все продумано и удобно.

Они подошли к своему домику, и Надя еще раз попросила ее не провожать:

– Сейчас Гоша подойдет помогать нести чемодан. Пусть отрабатывает.

Огорошенный Иван Антонович отошел от домика и стал ждать. Появился Гоша, Надя вручила ему чемодан, и пошла рядом с ним. Иван Антонович провожал их в отдалении, прячась в тени деревьев и наблюдая, как Гоша что-то ей рассказывает, размахивая свободной рукой, а она смеется.

Навстречу им уже шли вновь прибывшие студенты. Одна из девушек, похожая на Ларису, окликнула Гошу. Приблизившийся к ним Иван Антонович услышал, как она говорила Наде:

– Держитесь от него подальше, дорогая.

– Не пугай девочку. Я очень хороший, – ответил Гоша.

– Ты с ней уезжаешь? – спросила она его.

– Нет. Я в этом году слежу, чтобы вы не потонули. У меня здесь еще целая смена.

– Увидимся! – пообещала она ему и снова предостерегла Надю. – Вы ему не очень верьте. Он хороший, но может обмануть.

Невысокий Гоша, в обрезанных выше колен старых джинсах и футболке с американской надписью, спешащий с чемоданом за маленькой Надей, блестя вспотевшей залысиной, казался смешным. Иван Антонович развернулся и пошел прочь, размышляя, каким же представляется он, если так смешон в его глазах удовлетворивший Надю Гоша.

Все произошедшее с ним и услышанное сегодня казалось глупостью и фальшью. Он пробовал убедить себя, что опозорен и унижен, но среди суеты лагерной пересменки, в окружении солнечного света и южного благоуханья, не верил в невыносимость своего дальнейшего существования. К тому же о его позоре знали только он и Надя, которая уедет, и с которой он больше вряд ли увидится. Конечно, было неприятно сознавать, что у него оказались проблемы там, где он их не ждал. Но окружающее перевешивало любые проблемы, все вокруг жило и звало жить, и всем своим живым духом подталкивало стремиться к счастью.

Место на пляже, на котором они привыкли загорать с Надей, было занято компанией незнакомых девушек. Они пока держались особняком, смущаясь и привыкая к новому месту, но уже оценивающе поглядывали по сторонам. Солнце, которое было прямо за ними и морем, обожгло глаза. Иван Антонович прикрыл веки и, не отворачиваясь, принял его вызов. Внутри глаз зажглись маленькие кружки на бесконечном темном фоне. Потом они собрались в одно маленькое яркое пятнышко, сияние которого постепенно разогнало темноту, оживив проявившуюся пустоту кружением изгибающихся светящихся лучей, похожих на обрывки паутины.

Ему открылась внутренняя бесконечность души, поразительно просто соответствующая бесконечности окружающего мира, на миг озарившая его жалостью к себе и ко всем, кого он узнал, не различающим красоты гармонии, заблудшим в своей гордости, путающим и усложняющим свое существование в ложном поиске телесных удовольствий.

Иван Антонович устал балансировать на грани сна и бодрствования, и картинки в его воображении начали расплываться. Последние две он так и не смог четко сфокусировать.

На первой из них он ехал из аэропорта домой. Была ночь. Фары такси выхватывали из тьмы пыльные заборы и дома, деревянные столбы с фонарями и пустые тротуары. Знакомые городские улицы казались ему чужими.

На второй мутной картинке была квартира его родителей. Он поздно проснулся, родители ушли на работу, и он опять был один и без дела. По телевизору показывали, как сильная сборная Союза по футболу проигрывала команде Бельгии. Наши не могли удержать бельгийского нападающего, и тот хладнокровно забил с угла вратарской два решающих гола. Болельщицкая жилка Ивана Антоновича слабо откликнулась на очередное крушение футбольных надежд. Все в нем замедлилось и потускнело – и эмоции, и желания, и чувства, и стремления, и отношение к людям.

Иван Антонович очнулся от деревенской полудремы с мыслью о своей ненужности и о том, что надо все начинать сначала, словно пережитые им фантазии молодости вернули что-то важное, давным-давно беспокоившее его, и, как он думал, позабытое. Было странно и неприятно, как будто его жизнь оказалась бесцельной.

Ему надо было с кем-то поговорить об этом. Он знал, что Женька тоже не спит, и что хорошо бы поговорить с ним. Но сила сна других людей перевешивала.

Он подумал о прижавшейся к нему Тамаре Ивановне. Она крепко спала, от нее шло смиренное тепло. Подумав, что она вряд ли могла ему помочь сообразить, в чем он ошибся, и почему все ошибки в его жизни кажутся похожими друг на друга, он вспомнил, как они познакомились.

Было это весной, через полгода после его распределения в незнакомый и чужой ему город. Всю весну и лето отношения между ними были холодными, они боялись поверить друг другу. У него после Нади не доставало решительности. Тамара Ивановна, как он узнал позже, не могла освободиться от последствий несчастной любви, которая случилась с ней на первом курсе института, и о которой она за всю их совместную жизнь не рассказала ему ничего конкретного, а говорила только, что сама виновата.

Но жизнь продолжалась, и как они не боялись близости, в один из осенних дней она случилась, причем в последний момент и неожиданно для себя Тамара Ивановна помогла Ивану Антоновичу получить, что он хотел.

Первые три года после женитьбы они жили очень счастливо. В памяти Ивана Антоновича от этого времени остались слезинки в глазах любимой, не верящей их счастью, и ее искренние слова, на которые хотелось ответить еще большей искренностью. В трогательные минуты взаимных признаний он рассказал ей о себе все, что мог, – и много лишнего, о чем потом пожалел. Единственное, что утаил, – благодарность за мужскую состоятельность, которую она ему вернула. Первое время он очень хотел признаться и в этом, но в последний момент срабатывала защита, точно в ответ на то, что и она не все рассказывала ему о своей первой любви. Впрочем, эта фобия скоро стала казаться ему смешной и неинтересной. Научившись обращаться с женщиной, он понял, почему не совладал тогда с Надей, и теперь, задним умом, знал, что надо было тогда делать.