Виктор Дьяков - Наследство

Егор Кузмич обошел свои новые владения. Дом действительно оказался еще очень крепок, прочно стоял на фундаменте, нигде не просев. Половые доски толстые, перекрытия и опоры не подгнили, крыша из оцинкованного железа, нуждалась разве что во внешнем марафете, а так никаких изъянов, нигде не течет. Проветрить помещение, очистить подпол, откуда несло запахом тлена от остатков давно сгнивших овощей, заменить кое где стекла в рамах, покрасить полы, побелить печку… И этот дом будет куда лучше чем его собственный. К тому же в нем кроме кухни еще целых четыре комнаты, против двух у него. Одну сделать гостиной, вторую займет он сам, ну, а две отдать Даше, одну под ее спальню, а вторую сделать чем-то вроде рабочего кабинета. Он очень хотел, чтобы здесь у Даши были все условия и для жизни и для учебы, а потом, возможно, и для научной деятельности. Он так хотел, чтобы дом стал для нее желанным, чтобы ее тянуло сюда. Ведь в московской двухкомнатной квартире родители вряд ли будут создавать ей особые условия. И компьютер, в комнате-кабинете обязательно должен стоять компьютер. Даша давно о нем мечтала, а свихнувшиеся на своем круизе родители жадничают. Но он, хоть и человек старого закала, но не ретроград и отлично понимает, что сейчас без компьютера никуда, ни в одной области, тем белее в науке, ничего не достичь. А сейчас, слава Богу, не Советская власть, когда даже печатную машинку в личном пользовании иметь, означало большие проблемы. Сейчас иметь можно абсолютно все. А деньги и силы у него еще есть и он не пожалеет ни того, ни другого ради внучки, ставшей продолжением его самого.

Тем не менее, Григорий Кузмич понимал, что с ремонтом дома придется повременить, где-то до будущего года. Сначала, конечно, надо привести в порядок участок и починить забор. Ну, а первым делом необходимо избавиться от уже лет пятнадцать никем некошеной травы, что каждым летом местами вырастала аж выше человеческого роста. Да, начинать с травы, и выкосить до того как новая «наберет силу», а старую, прошлогоднюю собрать граблями и сжечь. И вот еще, во вновь приобретенном доме давно вышел из строя магистральный водопровод. Вновь проводить его лучше одновременно с ремонтом дома, но на полив, разбитого на новом месте сада, который станет продолжением его старого, вода понадобится очень скоро. Тянуть шланги от колодца, что имелся на его старом участке, слишком далеко, да и воды в нем на два участка просто не хватит, на один-то в обрез. А старый колодец, вырытый еще дорожным мастером, давно завалился, да и расположен на неудобном месте, у входной калитки, его и восстанавливать не стоит. Григорий Кузмич тут же пришел к выводу – необходимо рыть новый колодец и желательно в центре участка. И еще одна мысль мелькнула у него, когда он примерно определил местонахождение будущего колодца… Если примерно на половину нового участка он решил продолжить от своего сада новый, то на второй половине… Копать здесь грядки, сажать картошку, морковку… Зачем? Того, что он собирает со своего старого участка, вполне хватало. «А что если эту вторую половину отдать… под открытый бассейн и новую баню!? Да-да, небольшой такой бассейн, эдак метров двадцать на десять… Эх, размечтался старый, будто у тебя впереди еще как минимум лет тридцать», – грустно усмехнулся Григорий Кузмич, но тут же внутренний голос поспешил вмешаться: «У тебя-то не тридцать, а у внучки твоей, ее будущих детей?…».

Даша очень любила купаться, но ходить на поселковый пруд… То было довольно серьезное испытание. Во-первых, кроме детворы там «купались» и утки, и гуси, забредала и более крупная и не столь чистоплотная живность типа собак, коров, что не могло не сказаться на качестве воды. И во-вторых он был очень запущен, его давно пора чистить от тины, осоки, камыша и того мусора что скопился в нем за не одно десятилетие интенсивной «эксплуатации». Ну и еще это было испытание для ушей и нервной системы тех девочек и девушек, кто плохо переносили народный матерный слэнг и мальчишеско-подростковое хамство, процветавшее в таких вот рабочих поселках. Местное женское население, привыкшее к таковому с детства, свыкалось и смирялось. Многие девицы, да и женщины постарше сами уверенно изъяснялись на том же слэнге, то есть матерились и не видели в том ничего противоестественного. Школа здесь оказалась бессильна, ибо мат, который, как правило, не приветствовали в интеллигентной среде, да и в среде старого патриархального крестьянства, в первую очередь был распространен в среде рабочего класса, а в поселке рабочих, бывших, настоящих и членов их семей насчитывалось примерно восемьдесят процентов населения. Даша, с раннего детства бывавшая в гостях у деда, все это тоже познала, но привыкнуть так и не смогла, потому что и в ее семье и у деда она этого мата не слышала. Возможно, потому у нее так и не сложились отношения с местными девчонками. Знакомых в поселке у нее было много, но настоящей дружбы, так ни с кем и не получилось. И на пруд, после того как Даша сходила туда в последний раз, где-то в десятилетнем возрасте и видя как там по хамски ведут себя местные мальчишки, начиная где-то с 12-ти 14-ти лет, в воде с девчонками соответствующего возраста (лапали и стаскивали с них под водой купальники), она зареклась туда ходить. Но, опять же, слава Богу, сейчас можно и покупать что хочешь, и строить что хочешь, и не обязательно быть при этом дорожным мастером. «Надо, надо сделать бассейн», – окончательно утверждался в своем решении Григорий Кузмич. – «Почему такое удовольствие как купание удел только детей, а взрослые кроме жителей больших городов его напрочь лишены? Не пойдет же взрослый человек на пруд вместе с детьми купаться. Другое дело свой собственный бассейн. Даша уже почти взрослая, и ни на какой пруд никогда не пойдет… так пусть прямо здесь купается и на все сто отдыхает, загорает. И никто ее здесь не увидит и слова не скажет. Да и то, что она здесь хозяйка, пусть с детства таковой себя чувствует, не то что мы, с чувством вечного долга пред кем-то жили. Как этот пьяница написал, Веничка Ерофеев: найти бы место, где нет места подвигу. Не совсем правда то, но подвиг легко заменить на долг. Нам с женой пожить по-человечески не пришлось, дети тоже не живут, пусть хоть внучка поживет как хочет, а не как кто-то там велит…», – размышлял Григорий Кузмич, пробираясь по буеракам и желтеющим останкам прошлогодней травы, прикидывая, где, что будет на его новом участке.

Как ни крути, а расходы предстояли немалые. Поэтому остававшимися у него наличными пяти тысяч долларов и пенсии могло и не хватить. Где-то надо искать дополнительный источник дохода. А куда деваться? Придется заканчивать заниматься благотворительностью, раздавать бесплатно саженцы. Он вспомнил, сколько он уже вот так пораздавал их и односельчанам и дачникам из соседнего садового товарищества. Хотя, конечно, даже если и начать их продавать, больших денег не сделать. Григорий Кузмич посчитал цену на саженцы, что была на рынке в райцентре, умножил ее на количество саженцев, что он в среднем раздавал ежегодно… Получалось не более восьми тысяч рублей в год. Не много, на этом не разживешься. Видимо надо будет найти пути сбыта урожая яблок, который в хорошие годы приходилось частично зарывать в землю. Такие вот «капиталистические» мысли одолевали бывшего советского учителя в условиях резко изменившегося к его старости окружающего мира. Впрочем, в отличие от многих своих ровесников, проживших большую часть жизни в условиях «развитого социализма», Григорий Кузмич о том, что случились все эти перемены, совсем не жалел.