Исаак Фридберг - Чудо-юдо

Ничто не придает столько сил, так не приближает к сакральности, как обыкновенное мочеиспускание в подъезде. Я этого не знал. Был глуп и заражен вражеской пропагандой. Золотая клетка излечила меня.

Следует заметить, жизнь в Кремле несколько осложнилась. Когда твой прямой начальник проводит совещания в тулупе и валенках, как-то неловко попадаться ему на глаза, имея на себе костюм из тончайшей шотландской шерсти и английские кожаные туфли. Пришлось сменить дресс-код. Тулупы и валенки обрели аппаратную легитимность.

Проблема состояла в том, что больше ни у кого из кремлевских чиновников личного морозильника не было. Кондиционеры выдавали минимальную температуру плюс шестнадцать – и для замораживания потребителя не годились.

Пришлось потеть! С носов, ё-моё, капало. Ждали зимы, как библейские евреи манны небесной.

Сигнальный экземпляр книги ровно через три дня взмыленный фельдъегерь доставил начальнику службы почт и отправлений Кремля. Тот, обливаясь потом, ринулся прямо в ледяной кабинет. Возможность посетить морозилку и простудиться всерьез обрадовала, начальник фельдъегерей шел по коридору вполне счастливый, предвкушая завтрашний халявный отпуск и недельное спасение от поганого тулупа.

Надо сказать, еще одно неудобство возникло в коридорах власти. Когда сотни зрелых упитанных мужчин и женщин непрерывно потеют, специфический запах не могут победить никакие дезодоранты. Ароматы клубились в коридорах и кабинетах, напоминая о реалиях химической войны, спасения от них не было никакого – кроме привычки.

Привыкнуть-то к запаху – привыкли, да вот выходя с работы пугали простых людей. Была высказана идея – простых людей тоже обязать носить летом тулупы, но предложение не прошло: справедливо опасались бунта.

Модельер и историк моды Александр Заика тут же выдал на гора новый фасон специальных летних тулупов: коротко стриженых и густо перфорированных. А также соорудил валенки из плетеных холодильных трубок. То есть превратил тулупы в подобие сеточки для волос, а валенки – в морозилки. Идеи великого модельера чиновникам очень понравились, но были отвергнуты из патриотических соображений: похожий на Бога мог новую моду неверно интерпретировать и воспринять как пародию на себя. Он-то не модничал, сидя в морозилке по шестнадцать часов в день, паковался в натуральную овчину и валяный войлок на благо отечества. Зато идея прижилась среди попсы: густо перфорированные тулупы и валенки-морозилки пришлись ко двору мастерам отечественного этнического рока!

Похожий на Бога пощупал книгу. Обложка из тонкого дешевого картона – народный вариант. Золотые буквы. Портрет Кати и крупная подача фамилии: Измайлова. Все как просили.

Похожий на Бога удовлетворенно хмыкнул. Даже не включил маскировочный поток сознания – настолько был очевиден его тактический успех. Этот, с тремя головами, оказался наивен и далек от реалий кисельного берега.

Можно было даже похвалить себя за мелкое коварство – естественно, для маскировки не формулируя похвалу словами. Вполне достаточно теплого счастливого трепета сердечной мышцы.

Якобы народная – мягкая – обложка мгновенно отлучила от книги средний класс, опасную для власти экономическую элиту государства. Много лет назад едва зародившийся средний класс поехал через открытые границы отдыхать в приморские зарубежные отели, выстроенные по законам не нашей культуры потребления. В чужой культуре роскошь заменяла вкус, а чрезмерное обжорство – мировую гармонию. У микробов, взращенных на вечной мерзлоте и ее скудных атрибутах, иммунитета от роскоши и обжорства не было. Страна обожралась роскошью, как ребенок пирожными. Когда средний класс немного разбогател – чудное, свежее, юное лицо страны покрылось прыщиками домов с башенками и средневековыми замками десять метров на пятнадцать, возведенными из дешевого искусственного камня. Посреди деревень и сельских погостов ни с того ни с сего возвысились альпийские псевдошале и провансальские якобы кантри.

В подобных интерьерах смотрелись полки с книгами под старину: золотой обрез, солидный переплет – имитация кожи и дерматина. Ловкие издатели немедленно удовлетворили спрос, книги (особенно детективы) теперь издавалась в формате энциклопедии Брокгауза и Эфрона. У самой активной части населения дешевая народная обложка вышла из употребления.

Иногда маленькое коварство приносит глобальный результат. Если помещено в нужном месте в нужное время.

Политический детектив – жанр специальный. Он требует подготовленного читателя. Средний класс книги в дешевых обложках не покупал. А нищие гопники, основные потребители дешевок, не интересовались политическими детективами – сложно, требует эрудиции (хотя бы в вопросах государственного устройства), социально активного сознания. Биологический бульон электората предпочитал фэнтези и сказочные уголовные расследования с клишированными конструкциями: убил, украл, попался; следак всегда умнее бандита, закон сильнее произвола.

Хорошие книжки когда-то обозвали грубым словом: «чернуха». Реализм уже давно объявили архаикой, хотя по-настоящему он еще и не начинался. Реализм улучшали эпитетами: фантастический, социалистический, магический. Простые честные рассказы о жизни объявили «чернухой». «Чернуха» была естественным врагом мерзлоты, ибо подвергала сомнению любовь к мерзлоте, наводила уныние и мешала микробам размножаться. Хозяева мерзлоты преследовали «чернуху», творцы «чернухи» считали себя героями и были таковыми – в отдельных случаях.

В новой жизни «чернуха» умерла естественной смертью. Они нашли друг друга: читатель и издатель. Читатель не хотел напрягаться. Издатель не хотел напрягать. Умные литераторы сознательно притворились идиотами. Просто бизнес, ничего личного. Знаменитая фраза из бандитского фильма в применении к литературе обрела форму диагноза. Плохого диагноза. Ничего личного в рукописи – это ведь приговор. В прежние времена. А стало правилом.

Похожий на Бога снова включил маскировочный поток сознания. Там, внутри потока, он увидел первую книгу Катерины Измайловой, никому не нужную, лежащую за три копейки на макулатурных развалах, дожидаясь вторичной переработки. Похожий на Бога просто увидел это, не обозначая словами – как и подобает человеку с новым, животным мышлением. Взял книгу в руки, взвесил на ладони – нет, легковата, голуба, для борьбы с властью. Улыбнулся мечтательно. Положил книгу на сервировочный столик. Покатил столик к дверям Георгиевского зала.