Исаак Фридберг - Чудо-юдо

Глубоко несчастный Президент благородно оплакал дочь, жестоко наказал банкиров, в память о чудесном спасении объявил стране дачную амнистию.

Читатель рыдал, сострадая Президенту, и улыбался сквозь слезы, читая последний абзац романа, где парламент принимал новый закон о запрещении в Кремле неродственных поцелуев.

Стремительный сюжет, легкая эротика, мистический туман, живительный юмор – сделали свое дело. Альтернативный роман раскупали как горячие пирожки, чего нельзя сказать о детективе Катерины Измайловой.

Хорошо поработав, золотые фазаны возвратились в свои резервации, где на них обрушился живительный дождь президентской любви. Заметим для справедливости: альтернативный роман упаковали не в дешевую обложку, а в дорогой переплет, да еще со стразами. Выпукло-вогнутая головка змеи украшала книгу, две полудрагоценные стекляшки изображали глаза змеи, они ярко сияли в лучах рекламного солнца.

Победа была оглушительной. Плановую литературную дискуссию похожий на Бога отменил за ненадобностью.

Чудо-юдо, он же Горыныч, он же Толстой-Достоевский-Чехов в одном флаконе, ждал результата, и результат оказался безрадостным. Катя вышла в город на разведку, вернулась веселая, основательно пригубившая пива, обкуренная журналистами. Новостей не принесла. Спросила разрешение отлучиться для работы на телевидении.

– Тихо в городе? – спросил припадочный Достоевский.

– Почему тихо? – ответила Катя. – Шумит Москва! Веселится до поросячьего визга! Машины скребут асфальт, дискотеки грохочут барабанами, кабаки поют лучше фабрики звезд! Лепота!

– А народ? – хмуро спросил борода Толстой.

– Народ гуляет! Кто тусуется, кто отдыхает, кто просто нервы мотает! Жизнь бурлит и пенится! Голодный кот на сытой кошке женится!

– Книгу читают? – осведомился очкарик Чехов.

– Читают, да не нашу!

– Почему не нашу?

– По кочану! Таланту, значит, не хватило!

– Нам таланту не хватило?

– Не мне же! Вы что думали, легко писать дамские романы? Притворными соплями никого не разжалобишь!

– Книжечками народ не поднимешь. Тактическая ошибка, – сказал очкарик Чехов.

– Стратегическая ошибка, – подправил его припадочный Достоевский. – Зря бороду послушали. Про народ пишет, а народа не знает.

Припадочный Достоевский тяжело вздохнул, покачал головой. Чудо-юдо подняло руки и принялось что-то делать с лицом припадочного Достоевского – словно лепило его заново из живого человеческого мяса. А когда руки неторопливо отпали от лица – изменилось оно неузнаваемо.

Голова рябого усатого Сталина сидела на плечах и хитро щурилась на свет божий.

– Вот так. Хватит хэрней заниматься, – объявил рябой Сталин с известным акцентом. – Давайте, братья и сестры, родину любить. К вам обращаюсь я.

Он повернулся к бороде Толстому, дунул ему в ухо – борода Толстой прямо на глазах у Кати затейливо облысел, закартавил и легендарным голосом Владимира Ильича Ленина объявил:

– Садитесь, Катенька, берите бумагу. Будем писать тезисы!

Рябой Сталин повернулся к очкарику Чехову, тот на магическое дуновение в ухо никак не отреагировал. Печально сложил бровки домиком и отчего-то не пожелал измениться вместе с товарищами. Голова его предалась унылым размышлениям.

– Ты чего? – строго спросил рябой Сталин.

– Если бы наши плечи принадлежали мне одному, я бы сейчас пожал плечами, – пробормотал очкарик Чехов. – Мне кажется, не надо торопиться… Глупый человек тоже бывает красивым…

– А при чем тут красота? – нахмурился рябой Сталин.

– Красота спасет мир. Сам раньше говорил… – вежливо напомнил очкарик Чехов.

– Мало ли что я говорил раньше. Не надо вырывать слова из контекста. Это начётничество!

– Хорошо, – покорно согласился очкарик Чехов и, словно под воздействием художника-манипулятора, вдруг неуловимо начал меняться, но как-то неуверенно, словно бы искал свое новое лицо. Это продолжалось не одну минуту. Владимир Ильич и Иосиф Виссарионович внимательно наблюдали за трансформациями коллеги.

Наконец, что-то прояснилось, бородка и усы зафиксировались, стеклышки пенсне исчезли, оформился профиль и фас гражданина, известного истории как Романов Николай Александрович, он же бывший император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский. Николай Второй, он же Николашка Кровавый, он же мученик и новый русский святой, смотрел на своих исторических врагов.

Картавый Ленин глазам своим не поверил, сузил глазки мордовские от возмущения:

– Что ж вы, батенька, творите на ночь глядя? Пристрелим же, ясное дело! И в болоте утопим. Мучиться будете, нас измучите! Родину спасать пришли, а вы, прости господи, какой спасатель?! С бабой своей, немецкой шпионкой, справиться не могли!

– Кто бы говорил! – деликатно намекнул на известные обстоятельства кровавый мученик Николай. И продолжил: – Пристрелить меня вы не можете. У Горыныча должно быть три головы, а не две. С двумя головами вас не признают. А то и вовсе уважать перестанут.

– Меня перестанут уважать? – усмехнулся рябой Сталин. – Болтун ты, а не император! Что за страна? Даже тут, на своих собственных плечах, должен обязательно вырасти какой-нибудь иностранный шпион и дыссидент!

– Учиться, учиться и еще раз учиться! – подхватил картавый Ленин. – Непременно учиться, как простым трехгранным штыком выводить эту нечисть под корень! А еще лучше: сначала повесить, потом утопить в кислоте, а полученные удобрения – в шахты, в шахты, и удобрять!

– Зачем нам шахты удобрять? – удивился рябой Сталин.

– А в них, батенька, прекрасно растут шампиньоны! Вот и сгодятся удобрения!

– При мне неплохо жили, между прочим, – как-то жалобно прошептал кровавый мученик Николай. – Сады вишневые цвели, чайки над озером летали, военные оркестры играли…

– Врешь ты все. Сады вырубили, чайки сдохли, военные оркестры под Мукденом полегли. А вот у меня сады будут цвесть даже в Сибири! Стальные чайки до самой Америки долетят! А уж военные оркестры как заиграют – весь мир будет слушать, я тебе обещаю! – твердо сказал рябой Сталин.

– Ладно-ладно, я сейчас… – согласился кровавый мученик Николай. Не торопясь и как бы нехотя снова нацепил очки, поменял цвет волос, сузил скулы, втянул щеки и обратился в другого очкарика, крикливого жидёнка Троцкого. Крикливый жидёнок Троцкий откашлялся, сверкнул стальным командирским глазом и крикнул невидимой толпе: – Товарищи солдаты! Мы хвосты собачьи или революционный народ? Железной рукой загоним человечество к счастью! Кто не с нами, блядь, тот против нас!

– Совсем другое дело, – похвалил картавый Ленин. – Только не надо спешить к мировой революции. Спасая свою задницу, мы спасаем великую задницу мирового пролетариата. А уж потом, батенька, если вы революционер, а не проститутка…