Исаак Фридберг - Чудо-юдо

– Что говорить о том, чего народ не воспринял? – набычился припадочный Достоевский. – Может быть, непротивленцам не стоит больше учить жизни? Мы, припадочные, как-нибудь обустроим Россию по своему разумению. Поверьте, будет хорошо.

– Ага! – борода Толстой зашелся дробным старческим смехом. – Построите всеобщее счастье без единой слезы ребенка? Посмотрим, как это вам удастся! Вот он, ребенок, перед вами. Ей пива не дадут – она и заплачет!

– Господа, – мягко остановил дискуссию очкарик Чехов. – Нужны идеи, а не взаимные претензии. Лев Николаевич, мы готовы выслушать вашу точку зрения. Вы полагаете, страну спасут детективы?

– Конечно, – сказал борода Толстой. – И не просто детективы, а именно женские детективы. Катерина тут напрямую пойдет в дело. Пойдешь, Катерина?

Он улыбнулся спецагенту Клио, обнажив кривые стертые зубы. Спецагент Клио ничего не поняла из их разговора, кроме одного: сегодня ее не сожрут.

– Грамоту она знает? – кисло поинтересовался припадочный Достоевский.

– Грамоту знаешь? Письму обучена? – подхватил борода Толстой.

– Обучена, – сказала спецагент Клио. – Но не люблю писать. Можно сказать – ненавижу! Особенно сочинения.

– А кто любит… – покачал головой припадочный Достоевский. – Мы, что ли? Подопрет нелегкая, так и напишешь… И то сказать, рукой водить, не разгибаясь, да еще целых полгода – за какие-то подлые копейки. Разве у нас романами проживешь?

Президент-победитель поначалу, в детстве, конечно же, гордился Кремлем и любил его, как и все примерные школьники. Но вот когда подрос, сделал карьеру и первый раз самым привычным образом помочился в японский фарфоровый унитаз прямо в кремлевских стенах – тут с ним приключилась психологическая аберрация.

Унитаз, надо сказать, был удивительный, именно что кремлевский – он играл музыку, сам себя дезинфицировал и обволакивал благовониями, располагал дисплеем, на который немедленно выносились результаты анализа мочи, и прочее-прочее-прочее, включая такую мелочь, как подогрев сидения, изготовленного по индивидуальному слепку с задницы Президента. То есть чудеса на уровне унитаза имели место быть, но сам факт того, что в кремлевское чудо можно было заурядно «отлить», как-то изменил психику Президента, его отношение к Кремлю, да и к стране в целом. Все оказалось проще, примитивнее, доступнее, чем это представляется по другую сторону краснокирпичной венецианской стены.

Годик-другой спустя ездить в Кремль ему надоело. Мигалки, сирены, опасные московские улицы – к чему это? Тратить драгоценное время жизни на поездки – и к кому? К подчиненным? Зачем? Если они подчиненные – пусть и демонстрируют свое подчинение, приезжают на поклон, тратят свою жизнь на суету сует. А он, Президент-победитель, разве не в состоянии возвести пару-тройку затейливых башенок в синем реликтовом лесу, на берегу сказочного серебряного озера, где воздух свеж и прохладен в любую погоду, бодрит и румянит, радует глаз драгоценными пейзажами в стиле музейного Левитана.

Короче говоря, кремлевский свой кабинет Президент-победитель посещал крайне редко. Жил и работал в доме с башенками на берегу озера. К нему ездили по скоростной трассе литеры А. Для срочных случаев оборудовали видеотелефон. Которого очень боялся похожий на Бога. Ибо разговор по видеотелефону лишен дружеского магнетизма и несколько фальшив по своему электронному звучанию. Маленькая же фальшь очень быстро может привести к утрате большого доверия.

Похожий на Бога плюхнулся в салон бронированного немецкого лимузина. Лимузин помчался во дворец с башенками на берегу озера – докладывать.

– Не буду я ничего писать, – огрызнулась Катя. – Вам надо, вы и пишите!

– Молчи, сожру, – нервно сказал припадочный Достоевский. И тут же превратился в голову дракона. Огнедышащая морда на длинной гибкой шее приблизилась к спецагенту Клио, дохнула в лицо баннопрачечным жаром, от чего спецагент немедленно прикинулась хныкающей сопливой девчонкой. А голова Горыныча прошептала прямо в зеленое от страха детское ухо: – Достала уже! Тебя, что ли, спрашивают? Задают вопрос – отвечай коротко и ясно «да-нет»! «Читать умеешь?» – «Да»! «Писать умеешь?» – «Да». Твоя любовь никого не интересует! Обойдешься без любви! Дело государственное! Страну спасать надо!

– А что вы про нашу страну знаете?! – всхлипнула Катя. – Сидите в Кремле, конфеты жрете! А страна давно на пиво перешла! Пива хочу!

– Ну вот, что я говорил? – вздохнул борода Толстой.

Голова припадочного Достоевского немедленно вернулась на место, явно довольная результатом. Глаза его непривычно повеселели:

– Ах, как хорошо, как славно! Вот для этого она и нужна! Она – сегодняшняя. А мы – вчерашние! Ее руками наше тесто замесим – знатный каравай получится. Пива хочешь? Пей, деточка! Дайте ей безалкогольного!

Откуда-то из недр царского стола вынырнула банка пива. Чудо-юдо, оно же Горыныч, оно же Достоевский-Чехов-Толстой в одном флаконе, взмахнуло рукой, банка полетела в сторону Кати, Катя ловко ее поймала, щелкнула колечком-открывашкой, пригубила. Скривилась:

– Ваше безалкогольное – чистые помои. Дайте нормального пива, люди! Я уже взрослая!

– Но-но! – строго одернул ее борода Толстой. – Не балабонь! Работать будем на тверёзую голову. Дело требует внимания! Садись и пиши.

– Чего писать-то?

– Сверху пиши: Екатерина Измайлова!

– Это кто?

– Ты.

– Я – Катерина, но не Измайлова!

– Так надо. Непременно чтоб имелся псевдоним. Требуется женщина-загадка с понятной фамилией.

– Я – загадка! Но не женщина! Пока что! – нагло отрезала Катя.

Борода Толстой немедленно превратился в огнедышащую массу, протаранил пространство золоченого зала, оказался мордой у носа Катерины, дохнул в лицо вонючей серой.

– Поняла! Все поняла! Измайлова – так Измайлова. Написала! Чего еще? – торопливо согласилась Катя.

– Теперь – отступи к середине страницы. И рисуй название. Заглавными буквами. «Битва евнухов с драконами. Роман»!

– Китайский роман! – хихикнул очкарик Чехов.

– Согласен, – сказал припадочный Достоевский. – Пусть будет китайский роман. Актуально.

Дом-дворец с башенками на берегу озера был замечателен еще и тем, что страшные, иногда даже катастрофические проблемы в этом доме как-то теряли вселенский масштаб и трагический накал. У берегов серебряного озера, в тени синевато-зеленоватого бора проблемы делались обыденными, привычными, житейскими. Президент-победитель любил обсуждать их, гуляя по сосновым дорожкам под музыку птичьих голосов. Подмосковные птички мастерством звукоизвлечения давали сто очков вперед великим Страдивари и Гварнери, причем совершенно бесплатно. Вместе с авторитетом великих кремонцев тут сдувались и другие мировые проблемы.