Исаак Фридберг - Чудо-юдо

Дальше – просто.

Второй шаг – длительная и активная мастурбация самомнения противника. Третий шаг – неожиданное, внешне беспричинное, прекращение мастурбации и удар по самолюбию. Четвертый шаг – вычленение из повседневности признаков политической ошибки (обязательная реакция противника на удар по самолюбию). Пятый шаг – ультиматум. Или – или. Или кнопка во лбу, или дырка. Обычно выбирают первый вариант.

Случай с Горынычем вышел вон из привычного технологического ряда. Похожий на Бога не сомневался: безвыходных положений не бывает. «Выход всегда там, где был вход», – сказал мудрец. Проблема Горыныча временно выглядит неразрешимой, ибо вход – неизвестен: огнедышащая сволочь возникла ниоткуда. Сложная задача требует красивого решения. Хочешь не хочешь, со змеюкой нужен контакт. Контактера, правда, назначил сам Горыныч: девочка, девственница, коренной национальности. Так что выбора нет. То есть выбор сильно ограничен во времени и пространстве. Но такова уж судьба каждого, кто похож на Бога. Приходится работать в стесненных обстоятельствах, и всегда – чужими руками.

Мониторы, связанные с камерами наблюдения, занимали целую стену в кабинете человека, похожего на Бога. В обычное время мониторы закрывала огромная, от пола до потолка, копия картины Сандро Боттичелли «Рождение Венеры». Сейчас картина уехала в стену, открыв голубые экраны с видами кремлевских помещений. Похожий на Бога щелкнул пультом, все экраны переключились на главный кремлевский зал.

Тридцать шесть камер наблюдения зафиксировали девочку Катю (она же – специальный агент Клио) на фоне золотых стен и узорного паркета. А дальше случилось неприятное.

Головы Змея Горыныча вдруг стали плеваться. Обычной слюной – густым образованием белого цвета. Причем каждый отдельный плевок попадал точно в хрустальный объектив камеры наблюдения.

Одна за другой картинки на мониторах покрылись белой пеной. Застывая, пена превращалась в некое подобие старой дряблой задницы. Буквально через несколько секунд похожий на Бога увидел перед собой тридцать шесть задниц. Более того, ему показалось, что задницы улыбаются. И ясно было, почему задницы так нагло себя ведут: все тридцать шесть микрофонов от воздействия коварной слюны гнусно захрипели и отключились.

Информация кончилась. Похожий на Бога потерял источник знаний. Его интеллект был коварно кастрирован.

Надо отдать ему должное: похожий на Бога никогда не терял присутствия духа и чувства юмора.

Катя ступила в огромный Георгиевский зал, не видя ни золота стен, ни живописи потолков, ни палисандрового узора паркета. Она вообще ничего не видела, ибо от страха закрыла глаза. И так стояла рядом с высокой чеканной дверью, сверкающей золотом.

Дверь закрылась за ней торопливо и бесшумно. Катя услышала, как щелкнули задвижки и запоры – видимо, дверь укрепили с внешней стороны, на всякий случай, если Горынычу вздумается погулять по кремлевским покоям.

Имея желание выйти вон, Горыныч легко спалил бы дверь и расплавил стены – однако это соображение в панике не приняли во внимание. В панике много делается глупостей. За неделю, пока искали девочку, двери и стены зала с внешней стороны обварили в три слоя тугоплавкими титановыми листами, из которых делают двигатели космических кораблей. Научные данные о температуре огня, выдыхаемого Горынычем, отсутствовали. Но, с другой стороны, ничего более тугоплавкого, чем этот космический материал, в распоряжении правительства не было – так что ограничились титаном. Реально – для самоуспокоения. Как говорится, сделали, что могли…

Лязгнули запоры – один, другой, третий; бронебойные сейфовые замки рыча углубились каждый в свое родное бронебойное гнездо. Наступила тишина.

В этой тишине Катя услышала голос, негромкий и, как ей показалось, вкрадчивый:

– Открой глаза, деточка…

Она открыла глаза и увидела перед собой чудо-юдо. То есть никакого огнедышащего дракона в зале не было. Сидел за царским письменным столом толстяк о трех головах. Причем головы Кате показались очень знакомыми по школьным учебникам.

Секунду спустя Катя их узнала. Да и как было не узнать?!

Левая голова, грустная, кудрявая и очкастая, как две капли чего-нибудь, напоминала Антона Павловича Чехова. Центральный профиль, лысоватый, скуластый и злой, бесспорно принадлежал Федору Михайловичу Достоевскому. Морда справа кустистыми бровями и развесистой бородой формировала незабвенный облик Льва Николаевича Толстого.

Похожий на Бога совершенно не опасался Змея Горыныча. Не боялся этого трехчленного головастика ни с какой стороны. Похожий на Бога знал, что ему достаточно попросить, и головастик исчезнет без объяснения причин. Кого он просил, похожий на Бога не знал. Он поднимал глаза к небу, превращал тело в напряженную каменную стрелу, – тело в такие секунды дрожало, как атомный ледокол, взгромоздившийся на стену пакового льда, – и мысленно желал чьей-то смерти. Месяц-другой спустя объект уходил из жизни безо всяких видимых причин: инфаркт, автокатастрофа, подавился сарделькой.

Справедливости ради заметим: похожий на Бога использовал губительный дар не слишком часто. То есть крайне редко на самом деле. Когда не получалось разрулить ситуацию обычными кремлевскими пилотажными фигурами.

Кто из двух Властителей Небесных выполнял его просьбу, похожий на Бога не знал. И не интересовался. Достаточно было понимания, что такая сила ему дана. Зачем? Именно затем. Чтобы не было преград.

Горыныч – преграда? Или опора?! Вот в чем вопрос. Любимый вопрос.

– Зачем это мне садиться? – в страхе попятилась Катя.

– Не ерепенься, – буркнул борода Толстой. – Садись, в ногах правды нет!

– Постою! – упрямо мотнула головой Катя. – Я не устала!

Диванчик, на который ей предлагалось присаживаться, размещался довольно близко от резного письменного стола. И Катя здраво полагала, что стоять у отдаленных дверей – безопаснее.

Размышления о своей безопасности всегда уместны – даже если ты стоишь на табуретке с петлей на шее…

– Садись, коли просят! – мрачно прохрипел припадочный Достоевский. Катя приблизилась к диванчику, по-лягушачьи подгребая подростковыми ногами-ластами, пристроила на кремлевский золотошвейный гобелен тощий задок и пригорюнилась. Диванчик оказался упоительно мягким.

Похожий на Бога впервые обнаружил свой губительный дар, когда отправил на тот свет ненавистную тещу. Теща ему досталась совершенно анекдотическая: тупая, грубая, истеричная. И женился похожий на Бога не на жене, а именно на теще, поскольку теща работала в одном из малюсеньких, но весьма привлекательных кабинетов Кремля.