Станислав Сенькин - История блудного сына, рассказанная им самим

Это для меня остаётся самой большой загадкой и по сей день. И что-то мне не больно-то хочется самому искать на неё ответ. И другим бы я не советовал идти в таинственный и пугающий лабиринт наркозависимости. Ведь возвращаться из него, по собственным следам, к дневному ветерку – тяжкое испытание. И далеко не всегда оно заканчивается удачно…

…Наконец, поезд прибыл на конечную станцию. Я помог бабуле вытащить её большую клеёнчатую сумку, тепло попрощался с проводницей и вышел на свежий воздух. Первый раз в этом году я ощутил, что пахнет весной…

…До монастыря я добрался на такси вместе с тремя другими паломниками. Ехать нужно было около часа. Водитель докурил сигарету и сел в машину.

– В салоне не курю, – пояснил он, указывая на иконки-магниты. Нас, пассажиров, было четверо. Двое – девушка и парень в очках – хотели приложиться к мощам какого-то святого, а один бородатый мужик с огненным взглядом и вовсе хотел остаться в монастыре трудником, о чём с радостью говорил с водилой, сидя на переднем сиденье. Тогда мне это слово как-то не понравилось. От него веяло чем-то рабским, как будто трудник – это нечто среднее между стахановцем и рабом. У нас, малышевских, на этот счёт была в ходу поговорка: «пускай работает железная пила – не для того меня мама родила». Я поморщился и легко тронул мужика за плечо:

– Простите, а что значит, быть трудником?

Мужик быстро обернулся ко мне, чтобы ответить. Он улыбался, сверкая двумя золотыми коронками. Со своей бородой и горящим взглядом, он напоминал мне Бармалея.

– Трудник, это тот, кто работает в монастыре во славу Божью.

Я медленно соображал, переваривая информацию и вспоминая разных бродяг, которые просили отца дать им возможность поработать во славу Божью. В переводе с клерикального, это работать за кров и пайку. Дальше, может быть, от усталости у меня вырвалась неосторожная фраза.

– Это как, бесплатно?

Мужик покрылся краской. По его виду было понятно, что это бывалый человек и решение стать трудником далось ему не легко. Он отнюдь не был похож на бродягу или алкоголика. Скорее наоборот, производил впечатление состоявшегося человека. Мужик прекрасно понял мой невольный намёк, уязвивший его самолюбие, и начал огрызаться.

– Бесплатно, значит без платья, молодой человек! Я говорю не бесплатно, а во славу Божью! Это всё-таки разные вещи!

Я понял, что мне лучше следить за базаром и держать язык за зубами, пока не изучил монашескую терминологию. Я смущённо замолчал. Тогда мужик смягчился, расправил бороду пятернёй, как гребешком, и снисходительно поведал мне о трудничестве.

– Трудник, молодой человек, – это уже вторая ступень в монастыре. Вот ты, когда посещаешь обитель, сам того не зная, уже имеешь в монастыре статус…

– Какой? – удивился я.

– Паломник! – мужик громко рассмеялся, полностью разряжая обстановку. Только тогда я немного расслабился. – В древности такие, как ты, как мы, назывались поклонниками. Они прибывали в какую-нибудь обитель или в святое место на богомолье, на поклонение. Те же, кто отправлялся в Святую землю, приносили обычно отдуда пальмовую ветвь. Отсюда и произошло слово паломник.

Я понимающе кивнул. – Так значит, я паломник? – Эта мысль была интересной. Я об этом как-то не думал, просто уехал на недельку, пока работы нет. А вот оказывается, как только я принял решение уехать и стал собирать сумку, Ангелы дали мне статус паломника.

– Да и они тоже, – мужик указал на пару. – Вы тоже паломники!

Очкарик вдруг взглянул на меня будто в поисках поддержки, – он сидел справа, а за ним – симпатичная миниатюрная девушка со вздёрнутым носиком и чёрными вьющимися волосами. Потом повернулся к мужику:

– Извините, но я не считаю себя паломником.

– Почему?! – мужик угрожающе навис над сиденьем, сердито уставившись на парочку.

– Да потому, что я в Бога не верю. – Очкарик сделал жест, какой я предугадал за пару секунд до этого. Указательным пальцем правой руки он поправил очки. – Мне эта гипотеза не нужна, чтобы объяснить себе, кто я, где и почему.

– Во те на! – мужик, казалось, удивился, что свело на нет любые проявления злобы с его стороны – удивление – это великая вещь! В его голосе проснулись жалостливые нотки. – Ну и с какой целью вы едете в монастырь?

– Она едет, – уточнил очкарик.

– Ага. Она, значит, едет. А ты что?

– А я просто – её сопровождение. Чтобы никто её по дороге не обидел. – Очкарик прищурился и взглянул на мужика. – Вы, кажется, хотели рассказать нам о том, кто такой трудник. Можете продолжить, мне тоже интересно будет послушать. – Он посмотрел на девушку. – Оле тем более. – Оля очаровательно улыбнулась и кивнула.

Пару секунд мужик колебался, словно сомневаясь, не посмеивается ли над ним очкарик. Оценив ситуацию, он понял, что никто его на смех не подымет и продолжил, жестикулируя правой рукой, как разгневанный начальник:

– Трудник – это вторая ступень жизни в монастыре. Когда ты начинаешь трудиться на ниве Господней, не боясь злострадания, физического труда, бдения и молитвы… На этой ступени ты не должен думать об иночестве и ангельском чине. Лучше с чётками в раю, чем в епитрахили в аду. Ты должен просто трудиться Богу, действительно во славу Божью. Не бесплатно! – Мужик поднял палец. – А во славу Божью!

Очкарик вступил в разговор.

– Я кажется понял, что Вы имеете в виду. – Фридрих Ницше упоминал о трёх степенях развития духа: верблюда, льва и ребёнка. Так вот! – Он опять сделал этот жест с очками, – трудничество соответствует ступени верблюда.

– Хм. – Мужик заинтересованно посмотрел на очкарика. – А вторая какая ступень?

– Лев. Белокурая бестия. Из всех животных самые умные и благородные – это хищники, львы. Поэтому, дух человека, который развивается… э… в трудничестве верблюда, постепенно доходит до ступени льва.

Мужик скептически покачал головой.

– Нет. Это уже не по-нашему… Хотя… – он задумался и достал из барсетки небольшую Библию и стал в ней что-то искать. – Ага! Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лёг, как лев и как львица: кто поднимет его? (Быт. 49;9) Вот ещё из Откровения. – Мужик вдруг стал серьёзным. – … И один из старцев сказал мне: не плачь, вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей её. (Откр. 5;5) Львом из колена Иудова тут называют Иисуса Христа. В то же время верующих если и сравнивают с животными, то только с овцами, которых пасёт пастух… – Мужик как бы ушел в свой внутренний монолог и продолжал говорить, не обращая на нас никакого внимания. – …Но ведь это потому, что Иисус сам наверняка пас овец. Он брал образы для своих притч прямо из жизни…

Мне показалось, что сравнение колена Иудова со львами, а верующих христиан с овцами показалось ему не слишком хорошим. Я подумал тогда, что в глубине сердца каждого человека таится страх, животный страх быть съеденным. Это касается и отношения человека к Богу. Смерть кажется постороннему наблюдателю разложением тела на элементы. Земля как бы съедает человеческое тело, забирает то, что принадлежало ей изначально. Что же касается нематериальной души, то без тела она попадает в незнакомое место, где она будет абсолютно беззащитной. Зная всё это, человек может сколько угодно подавлять свой страх быть съеденным, но подавленное рано или поздно будет выходить как раскаленная лава из жерла вулкана. Вот как сейчас, – безобидный разговор с очкариком пробудил в мужике тот страх, который он всегда искренне старался подавить, считая его бесовским наваждением.