Сергей Дигол - Подлинные имена бесконечно малых величин

– Что? – возмутилась Анна, услышав правду. – Послушайте, но это личное. Кто вам дал право лезть в мои отношения с мужем?

– Меня попросил ваш муж. И, кстати, полезли совсем другие люди и с совсем другой целью – прервать ваши отношения.

Взгляд Анны излучал тревогу и недоверие.

– Но они не имеют права, – сказала она. – Нам же положено по закону. Вы сами говорили. Садитесь, что же вы.

Присесть Анна предложила Флейману уже в третий раз. Адвокат лишь помотал головой – он стоял, прислонившись плечом к дверному косяку.

– Я сделал все, что мог, – сказал он. – Может, у другого специалиста что-нибудь получится?

– У какого еще специалиста? – с замиранием сердца спросила Анна.

– Ах, да, – наморщил лоб Флейман. – Вам, видимо, придется искать другого адвоката. Если хотите, могу порекомендовать пару коллег. Крепкие профессионалы, ничего не могу ска…

– Какие коллеги, Сергей? Вы что, нас бросаете?

Он сделал шаг навстречу ей.

– Это не я вас бросаю. Ваш муж, – веско сказал он, – это он дал отвод моей кандидатуре.

– Дал отвод?

– Попросту говоря, уволил. Что поделать, имеет полное право. Клиент всегда прав.

– Погодите, постойте! – засуетилась Анна. – Здесь какая-то ошибка. Мне надо поговорить с ним.

– Поговорить, конечно, сможете. На следующем свидании. Правда, не знаю, что это изменит. Начиная с завтрашнего дня я официально не являюсь его защитником. И не уверен, что возьмусь за этого клиента снова, даже если вы в чем-то сможете его убедить. Даже другие условия вряд ли привлекут меня.

– Мы же вам столько заплатили! – Анна была в отчаянии, Флейман же выглядел внезапно заскучавшим.

– Сегодня до вечера я предоставлю вам подробный отчет за весь период работы, – сухо заметил он. – В том числе о расходах.

С уходом адвоката в ее квартире поселилась ночь. По утрам Анна не распахивала штор, не включала телевизор, ужинала в полумраке и сразу ложилась спать. Сон не приходил, и тогда она плакала, промокала глаза подушкой, переворачивала ее, снова пыталась заснуть, плакала и снова переворачивала подушку уже подсохшей стороной вверх. Она стала бояться смерти. Его смерти и, пожалуй, впервые за девять лет брака. Даже когда стало ясно, что без помощи медицины детей им не завести и врачи сказали, что проверяться нужно им обоим – даже тогда возможный недуг Виктора не пугал ее. Хотя нет, бояться за жизнь мужа она стала раньше. В тот самый день, когда они приобрели эту чертову «Тойоту».

Автомобиль был неотразим. Серебристая «Тойота Авенсис» с ничтожным для пятилетнего автомобиля пробегом в сорок две тысячи. Пятиместный седан с огромным багажником – так, решила Анна, и должен выглядеть настоящий семейный автомобиль. Смущала лишь царапина на дверце, правда внизу, почти у днища, и то, смущала она одного лишь Виктора. Анна была счастлива. Настолько, что когда муж завел мотор, она не удержалась от восторженного вопля. Было ясно: в их доме поселилась Фортуна. Отдать девять тысяч евро за находящуюся в идеальном состоянии машину – не просто разумный выбор, но и счастливый случай.

Вопли радости Анна издавала все время, пока они совершали круг почета. Из двора спустились по улице Сахарова на Рышкану, потом, вдоль сквера Бориса Главана поднимались до верхней границы Рышкановского пруда, выехали на улицу Димо, чтобы влиться в одностороннее движение, которое их снова привело на улицеу Сахарова. Когда же Виктор высадил ее и уехал один – в супермаркет, за продуктами, – она едва не сошла с ума. С того дня она всегда засекала время, которое он был в пути. Уезжал ли из дома, или звонил, предупреждая, что выезжает с работу, и стоило ему выйти за рамки привычного расписания хотя бы на минуту, она впадала в панику и начинала ему названивать, пока он не отвечал.

Узнав, что муж сбил человека, Анна решила, что это нелепость и неуместная телефонная шутка. Звонил сам Виктор, жену назвал по имени, но на внезапные звонки в наше время не склонны полагаться даже самые доверчивые из женщин. Он решил над ней подшутить, грубо, несмешно, голосом, в котором звучала скорее усталость, чем паническая озабоченность. Положив трубку, Анна просидела еще минут пять, словно ожидая звонка с опровержением. Потом вскочила и в одном халате выбежала на улицу, где едва не попала под колеса такси, того самого, в котором добралась до места происшествия. В халате и, как оказалось, без денег.

Она плакала, она была счастлива. Она гладила бледные щеки Виктора, склонившись над ним, бессильно опустившимся на водительское кресло. Завороженно, как на чудо, смотрела на его левую ступню – он выставил ее на асфальт, – и до конца не могла поверить, что на нем не было ни одной царапины. Виктор был жив – желала ли Анна большего чуда?

Все вокруг мужа казалось картонным, даже вид крови на бордюре не испугал ее. Тела жертвы Анна не успела застать, его отвезли еще до ее приезда. Все выглядело слишком нелепым, чтобы быть правдой. И то, что парень выскочил на проезжую часть прямо из преисподней ночного клуба, и то, что попал именно под их «Тойоту». И, само собой, то, что он, видимо, был дьявольски пьян и может быть даже обкурен.

Многие были пьяны: свидетели происшествия, они толпились на тротуаре. Их опрашивали полицейские, что-то записывали, узнавали имена и телефоны. Анна видела все это и не могла понять, снимают ли полицейские показания или собираются привлечь выпившую молодежь за разгуливание в нетрезвом виде.

Она даже пару раз улыбнулась, словно говоря мужу: не переживай, все не так плохо, главное, что ты жив. Мир вокруг был картонным, все было слишком надуманным и плоским в сравнении с главным. С тем, что Виктор был рядом с ней, он дышал и даже пытался что-то объяснить.

– Тсс, – приложила она палец к его бледным губам, – Не напрягайся. Тебе надо отдохнуть.

В покое их, однако, не оставили. Настойчиво попросили не уезжать из города, не отключать телефоны и при первой необходимости явиться в полицию.

Необходимость возникла уже на следующий день, с самого утра. Виктор принимал душ, когда Анна увидела в глазке трех мужчин и корочку сотрудника полиции, которой один из них загородил головы остальных двух.

Муж был жив, и даже после ареста она не сомневалась: все это лишь иллюзия, картонные фигуры, загораживающие им горизонт настоящей жизни. Даже отец жертвы, крупный бизнесмен Кондря – финансист, как поговаривали, одной из парламентских партий, был для нее каким-то небожителем с Олимпа: могущественным, но невидимым и абсолютно нестрашным. Еще немного и туман рассеится, и все будет как прежде, уверяла она себя. Пусть и с его странными планами, которые Виктор ведь все равно строил ради нее – так имела ли она право рассуждать по поводу их сомнительности?