Николай Векшин - Эликсир жизни

Дома мать пошла на поправку быстрей. Стала хорошо кушать. Я готовил ей манную кашу, омлет, салат – всё, что она хотела. Заставлял есть фрукты. Пичкал лекарствами и витаминами. Менял памперсы, ворочал по три раза в день. Пролежни стали проходить. Ключица постепенно начала срастаться. Еще через месяц она смогла кое-как сесть; я придерживал ее, чтобы не падала. Понемногу она стала вставать и с моей помощью доходить до туалета. А потом наступил момент, когда она стала всё делать сама.

Как-то раз я уехал по делам на неделю в командировку. А вернувшись был огорошен известием от знакомых, что мой брат умер. Я не поверил и побежал к его собутыльнице Вале. Она была с похмелья и ничего не могла толком объяснить; только мычала, что голова болит. Я никак не мог понять: «Валя, это правда, что Вова умер?!». Валя, в усилии вспомнить, сморщила лоб: «Мы с ним поссорились на той неделе. И он выгнал меня. Из моей же квартиры! А я ведь пеклась об нем, как о родном. И за матерью его я ухаживала, как за своей. Кеша, я ведь за своей мамой 30 лет ухаж…». Я прервал ее: «Валя, это я уже слышал. Что с моим братом?». – «С Вовчиком? Не знаю. Он меня выгнал. И я уехала на дачу. Вернулась в субботу. А он в туалете сидит. Жду, жду, а он всё не выходит. Я открыла дверь, а он и завалился. И пустая бутылка на полу. Я подумала, что он выпил и заснул. А потом глядь, а он не дышит. Вызвала „скорую“. Они его увезли». – «Куда увезли?». – «Наверно в морг».

Я помчался в морг. Оказалось, что туда брат не поступал. У меня возникла мысль, что Валя всё перепутала. Появилась надежда, что в «скорой» брата откачали и что он жив. Я бросился в регистратуру больницы. Там никаких записей не было. Тогда я побежал в пункт скорой помощи. Сначала никто ничего толком ответить не мог, но потом в книге вызовов нашли запись, о том, что была констатирована смерть и что тело увезли в районный центр для паталого-анатомического вскрытия. Вскрытие показало, что у Вовы была алкогольная кардиомиопатия.

Я забрал тело своего несчастного брата и предал его земле. Парни из похоронной конторы опустили гроб в глубокую прямоугольную яму. Мы с Валей бросили по горсти глинистой земли. Больше никого с нами не было. Валя тихо заплакала. Парни стали лопатами бросать землю. Сначала земля падала со стуком. Я стоял, прислонившись к ограде чьей-то могилы, и вспоминал. Вспоминал, как в детстве мы с братишкой дружили. Я читал ему сказки. И рассказывал фантазии, выдумываемые на ходу, а он внимал, широко раскрыв глаза. И какой он был добрый мальчуган. А каким бравым солдатом вернулся из армии! И как мы с ним ходили на рыбалку. Он ловко забрасывал спиннинг. Однажды нам попался огромный лещ, килограммов на «дцать». Вовчик вывел его к берегу, а я, вместо того, чтобы подвести под рыбу сачок, бросился в воду и попытался схватить руками. Лещ рванулся, скользко вывернулся и был таков. А еще был такой случай. Как-то летом мы с Вовчиком рыбачили на стремнине и увидели двух кричащих о помощи, которых мимо нас несло течением. Я, как был в штанах и рубашке, так и бросился в воду наперерез. А Вовчик начал раздеваться и запутался в штанине. Я пересекся с одним из тонущих вовремя; он уже захлебывался. Он цепко схватил меня за рубашку, а его товарищ, который не столько тонул, сколько был в испуге, подставил ему плечо с другой стороны. Когда мы выбрались на берег, выяснилось, что оба пловца изрядно пьяны. А за нами из воды выбрался Вовчик, который, раздевшись, прыгнул было в воду, но пересек леску спиннинга и зацепился плавками за крючок. Брат всегда был невезучий…

Я старался не вспоминать, каким Вовчик был в последние годы. В горле стоял ком. Вот поставили крест и навалили холм. Положили венок. Хлынул дождь. Капли стекали по моему лицу. Они были соленые.

Странный это был корабль: ни команды, ни капитана, ни пассажиров. Судно шло своим ходом не понятно куда. Вокруг простирался бескрайний холодный океан. Легкий ветерок рябил мелкую волнишку. Солнечный блик играл на поверхности, отражаясь там, где ряби не было. Солнце уходило из зенита. Снегоподобная вата облаков висела в пронзительном светло-голубом небе. Какая красота! Чудесная красота вечной природы. Смотрю на небо – хочется под ним жить (смотрю на жизнь – хочется уйти на небо).

Я почувствовал, что на судне кто-то есть еще, кроме меня. Я прошелся по пустынной палубе до кормы. Никого и ничего. Зачем и почему я здесь? Как отсюда выбраться? Но нет, никуда деваться невозможно. Ощущение безысходности овладело мной. «Хочешь посмотреть, что будет?», – неожиданно спросила меня та, присутствие которой я постоянно ощущал и от которой всё время инстинктивно отворачивался. Я повернулся к ней лицом. И никого не увидел. Но отчетливо ощутил, что вот она, передо мной. Я чувствовал ее так же ясно, как если бы видел. Ее невозможно описать словами, потому что для этого не существует слов. Я не в силах был ответить. Она понимающе усмехнулась и открыла дверь в каюту. Жуткое зрелище предстало моим глазам. Каюта была завалена разлагающимися трупами. Останки людей были навалены кучей. Торчали кости, черепа, кровавые мышцы, гниющие внутренности. От них шло тошнотворно-сладковатое зловоние, от которого мутило. «Вот финал жизни. Вот что было и будет с каждым», – бесстрастно констатировала моя зловещая спутница. «Это ужас. Так нельзя. Это несправедливо», – хотел сказать я, но слова застряли в горле. Она поняла и невозмутимо ответила: «Ужас? Это всего лишь твои эмоции, твой страх. Так нельзя? Это наивно. Несправедливо? Справедливость встречается только в романах, в кино и в речах политиков. В жизни ее нет. Справедливость никогда не торжествует, торжествую я. Каждый покойник когда-то надеялся, что всё обойдется». «А ты не надейся, что я тебе легко сдамся, пока не мертвый!», – возмущенно выкрикнул я и прыгнул в океан. «Греби, греби, старайся! Всё равно приплывешь ко мне», – услышал я вдогонку ехидный комментарий. «Этого не может быть! Я человек, царь природы!», – возмутился я. «А я твоя служанка – смерть», – сказала смерть.

Вдруг я понял, что это не на самом деле. И сказал сам себе, еще не просыпаясь: «Успокойся, это всего лишь сон!». Иногда во сне я понимаю, что сплю и тогда смотрю сон как кино, пока не надоест. Ведь бесплатно. Мое участие в сновидениях часто становится подконтрольным моему разуму. Почти в любой момент могу сказать себе: «Всё, пора просыпаться!». Так я себе и приказал. И проснулся. Ф-фу! Приснится же такая жуть! Почище любого фильма ужасов.

А еще был такой сон. В огромной аудитории я рассказываю студентам и коллегам про свои достижения. Вдруг народ стал расходиться. Все ушли, кроме нескольких фигур наверху аудитории. Мне было безразлично, что большинство ушло, но почему-то были важны эти люди наверху. Лица у них были просветленные и как бы знакомые. Я силился вспомнить, кто они, но не мог. Пошел к ним, наверх, но тело мое едва-едва двигалось, как сквозь вату. На последних метрах совсем не осталось сил. Фигуры были уже совсем близко, рукой подать. Они стали протягивать мне руки, чтобы помочь. Я хватался за них, но мои руки проходили сквозь них, бестелесных. Один из них на шаг спустился вниз и попытался подтолкнуть меня вверх, но ничего не выходило: его сила была только духовной, не физической. Да, разум без силы слаб (а сила без разума вообще бессильна). Я напряг всю волю и вскарабкался наверх, к ним, к бестелесным. Но тут снизу за мной погналась женщина. Нет, не женщина, это была та самая, от которой я уплывал в предыдущем сне. Я выбежал из здания на морской берег. Она догоняла, легко паря холодной черной мантией над жарким песком. Я трудно бежал по песку, вязнущему под ногами. У края нависшего обрыва полез вверх, подтянулся, взобрался туловищем на край, перевалился, но не смог подняться: совсем уморился. Подумал в тоскливом испуге: «Нельзя лежать. Надо вставать». И поднялся, шатаясь. Из последних сил снова побежал. Оглянулся. Ее не было. «Значит, еще не выкарабкалась из обрыва», – решил я. Но тут же ощутил ее мертвенное дыхание. Ее голова была рядом с моей, совсем рядом! «Поцелуй меня», – нагло предложила она. Я отрицательно мотнул головой и постарался ускорить бег. Не тут-то было. Она неслась за мной плотно; и смердяще дышала в затылок. Но вот передо мной снова возникли те самые бестелесные. Они окружили меня, и она куда-то пропала. Я вздохнул с облегчением. У бестелесных в руках было много кубков – наподобие спортивных – золотых и серебряных. Я залюбовался их красотой. Вдруг один из кубков задрожал и упал на землю. Из него посыпался пепел. А из пепла восстала она. Она ехидно усмехалась и жутко скалилась. Бестелесные схватили ее и посадили в деревянную клетку. Они больше ничего не могли с ней сделать. Я решил ее сжечь. Стал искать спички. Их не было. Тогда один из бестелесных дал мне их, а другие притащили ворох книг. Я поджег. Огонь разгорелся. Но с ней ничего не делалось. Она визгливо смеялась. Вдруг я понял, что нужен не только огонь. Нужно не бояться. И как только я сумел побороть свой страх, она загорелась, зашипела и превратилась в бессильную старуху. Прошамкав «пора бабушке отдохнуть», она исчезла, через секунду хлопнув вдалеке крышкой своего гроба. Я проснулся в холодной испарине.