Николай Векшин - Эликсир жизни

Волькин не одобрял моих стычек со Шмунем, потому что считал это пустой тратой времени. Но я делал по-своему. На это Волькин говорил в шутку: «Если у вас есть идея и у меня есть идея, то после дискуссии на две идеи может стать меньше. Прежде чем ударить, посмотрите на Солнце. Прежде, чем нанести сильнейший удар, подумайте, выдержит ли такой же ответный удар Ваша неразумная башка?». Он был прав: от Шмуня, его жены и сортаников мне не раз икнулось.

Поскольку в Институте у меня образовалась целая когорта яростных «доброжелателей» (Комаряк, Лизарев, Биркштейн, Шмунь, Кондрашкина…), то защищать диссертацию пришлось на стороне, в МГУ.

За два дня до защиты мне позвонили оттуда и сообщили, что в ученый совет поступили три отрицательных отзыва: от Бубрецова и двух его аспирантов. Неприятный сюрприз. Ознакомившись с отзывами, я облегченно вздохнул: большинство замечаний были ошибочны, сильно эмоциональны и слабо аргументированы. В отличие от Бубрецова и его аспирантов, я не поленился изучить публикации 50-60-х годов Форстера и Галашкина, на которые принято ссылаться, но которые, увы, не принято читать за давностию лет. В отличие от бубрецовской компании, поверившей Форстеру как богу, я осуществил проверку основных положений теории по принципу «теория, не насилуй действительность!». Образно говоря, теория сказала опыту: «Я завлеку тебя своими прелестными гипотезами и буду делать, что захочу», а опыт ответил: «Но прежде я подчиню тебя мускулатуре моих экспериментов, а затем пойду искать новую теорию».

Защита кандидатской – ритуальный обряд посвящения рыцаря науки в лакеи чиновничьей инквизиции. Обычно обряд происходит так. Диссертант подает в ученый совет пухлый манускрипт, который никто, кроме него самого, руководителя и пары оппонентов, не читал и читать не будет. К манускрипту он прилагает кучу справок и документов. На защите делает коротенький доклад; за критику и похвалы благодарит, в баталии не вступает, в общем, ведет себя предельно скромно (Скромность – кокетливая гордость. Некоторые скромники напоминают клопиков: им и жрать хочется, и страшно, что могут быть раздавлены). Ученый совет видит, что защищающийся – приятный приличный молодой человек; поэтому в суть работы никто глубоко не вникает, полагаясь на мнение руководителя, оппонентов и ведущей организации. Вникать в суть – мудро, но ждать, что все будут делать то же самое – глупо. Вообще-то когда о ком-то говорят «приятный молодой человек», мне представляется трусливая мартышка, танцующая на задних лапках всем на потеху за кусок сахара.

Официальные оппоненты, подобранные руководителем из друзей, изображают беспристрастных судей, критикуя диссертанта по мелочам и восхваляя актуальность, новизну и практическую значимость работы. Также оглашается несколько отзывов от специалистов (эти отзывы частенько заготавливает в виде «рыбы» сам соискатель) из числа приятелей. В заключение диссертант благодарит всех и вся. Ученый совет благодушно голосует «за» и отправляет диссертацию в ВАК, приложив к ней ворох бумаг. ВАК автоматически выдает диплом кандидата наук.

Иногда случаются отклонения от этой схемы, а изредка бывает захватывающий спектакль. У меня на защите и после состоялся спектакль, в двух актах.

На защите сначала была бурная, но вполне конструктивная дискуссия, поскольку диссертацию читали многие специалисты. Потом секретарь зачитал вслух поступившие отзывы, в том числе – три отрицательных от бубрецовской группы. Бубрецов на защиту не пришел, но прислал аспиранта – Мишу Спицина. Надо сказать, что Миша был парень особенный: учился блестяще, соображал хорошо, говорил четко, держался уверенно и, кроме того, был чертовски обаятелен, чему нисколько не мешал его рост «метр с кепкой». Миша бодро вышел на трибуну и заявил, что на самом деле всё совсем не так, как тут Никишин рассказал, и что все сейчас увидят, что теория Форстера верна, потому что это единственно правильная теория. И стал показывать свои результаты, судя по которым все должны были убедиться, что можно измерять расстояния в мембранах с точностью 0,1 ангстрем.

В своем ответе я сделал акценты на следующем. Во-первых, на моей защите нужно обсуждать мои материалы, а не Миши. Во-вторых, его данные никоим образом не являются подтверждением теории Форстера. Физическую теорию нужно проверять не на живых клетках, а на простом физическом молекулярном объекте, где промеряны все расстояния, известна ориентация молекул и динамика их столкновений. В-третьих, Миша в своих опытах отождествлял уменьшение интенсивности люминесценции с эффективностью переноса энергии. Это не корректно, так как снижение люминесценции имеет место во многих процессах: при столкновении молекул, при их агрегации, при перепоглощении света. В-четвертых, размеры люминесцирующих молекул – порядка 10 ангстрем. Невозможно, используя такие крупные молекулы в качестве «линейки», измерить что-либо с точностью лучше 10 ангстрем. В-пятых, теория Форстера содержит ряд упрощений и допущений, причем, Форстер и Галашкин сами указывали на приближенный характер своих построений.

Миша Спицин статей Форстера и Галашкина не читал, в физических теориях был профан, спектроскопию знал слабо. Поэтому на мои аргументы ничего внятного ответить не смог (впоследствии он разочаровался в науке и стал работать воспитателем в детском садике). Но тут ему на помощь пришел один из членов совета. Он был убежденным сторонником форстеровской модели и лично уважал Бубрецова, о чем и поведал присутствующим с большим пафосом. Убеждения – заградительные форпосты окопавшихся. Твердые убеждения обычно черпаются не из твердых знаний, а из твердых лбов.

Я начал с этим твердолобым спорить, забыв правило: спорь с дураками почаще, чтобы понять, каким не нужно быть. Не знаю, куда бы это меня завело, но тут вмешался Волькин, исповедовавший мудрый принцип: на добро отвечай добром, на смех – смехом, на удар – ударом, вот только на глупость не отвечай. Волькин попросил сл о ва и вышел на трибуну. Он кратко обозначил в чем ограничена форстеровская теория, привел наглядные примеры, а в заключение заявил, что отрицательные отзывы бубрецовцев являются актом мести Никишину за его недавнее критическое выступление на докторской защите Бубрецова. Авторитет Волькина был столь велик, что члены совета тут же дружно начали хвалить мою работу и проголосовали «за». Однако двое всё же высказались «против».

Обычно ВАК не обращает внимания на пару голосов «против» и утверждает присуждение кандидатской степени. Но в моем случае было по-другому. Тот самый Морозкин, который нахваливал докторские диссертации Бубрецова и Лизарева, оказался в ВАКе рецензентом моей кандидатской (бывают же в жизни такие «случайности»!). Он написал разгромный отзыв. Как говорится, деготь найдет средство сделать белое черным. Обычно рецензент охаивает чью-либо диссертацию или статью в трех случаях: если ни фига не понял или если материал противоречит его собственным взглядам, или если требуется время, чтоб украсть.