Юлия Бекенская - Нескучная книжица про… (сборник)

– Конечно, – рассеяно ответила она, – найдется, – и спросила:

– А кто такая Людмила?

– Да ты что, – всплеснула руками соседка – не знаешь?

Выпрямилась на стуле, сказала строго:

– Бабка она, ясно?

– Я же тебе, рассказывала, Наташенька, – покивала свекровь, – она меня лечила в прошлом году. И теперь обещала помочь. Вот и тебе бы к ней сходить. Может, если и ты попросишь, она все лучше сделает?

Бабка. Наташка не знала, как относится к этим историям. Самой не приходилось сталкиваться с потусторонним. Колдунов видела разве что по телевизору, да и кто знает – колдуны ли они?

Хотя… случилась не так давно одна история у отца. Наталья тогда так и не поняла, что же произошло на самом деле.

– Сходит! раз надо – значит, пойдет! правда, Наташа? А сейчас тебе поспать надо, с дороги, а я с Аней побуду, – предложила соседка.

– Ты ведь всю ночь не спала, – засуетилась свекровь, – приляг, родная. К Людмиле завтра заглянем, ладно?

Наталья не стала спорить. Легла в соседней комнатушке. Засыпая, слышала уютное бормотание женщин за стеной, и в полусне вспоминала ту историю с ее отцом…

Пропали часы у папы. На даче, после праздника урожая. Пенсионеры-дачники отмечали его каждую осень. Пели, делились компотами-соленьями, наливки дегустировали.

Часы отец оставил в саду на старом, клеенкой покрытом столе. Ушел яблоки собирать, вернулся – часов-то и нету.

Вряд ли кто из соседей позарился, кому они нужны, дешевые. Отцу только и дороги, давно у него. С памятью.

Решили, ворона утащила, любят они блестящее. И гнездо на сосне. Не стали разорять весной, пожалели, хотя вред один от ворон… По утрам орут, первые зеленые ростки норовят сожрать. Чума, а не птицы.

Папа расстроился, конечно. Ну да ладно, Наталья все равно хотела ему новые часы подарить. А тут приехал отцов брат, посидели, и вспомнили про часы.

Брат и говорит – может, домовой прибрал? Посмеялись.

А ты, продолжает, возьми молока в блюдечке, хлеба корку посоли, как себе, да в темный угол поставь. Уважь домового. Может, часы и найдутся?

Ну, и в шутку, за общим трепом, так и сделали.

Утром отец к телевизору подходит – лежат на нем часы, будто всегда и тут и были. Верь – не верь, а часы налицо. Что это было?

Наташка тогда подумала, что, возможно, разыграли отца, специально часы припрятали, а потом назад подложили. А сейчас, в деревеньке среди лесов, эта история уже не казалась такой невероятной…

Через пару часов проснулась, вскочила, и пошла готовить, намывать, менять простыни, приводить домишко в жилой вид.

Свекровь, разбудив Наталью, легла помирать за полог. Но к запахам из кухни принюхивалась не без интереса. Соседка ушла, а от Генки с командой не было никаких известий.

И ведь не виделись с ним уже бог знает сколько. Как они встретятся, подумала Наташа. Но тут же себя одернула. Увидит мужа, тогда и решит. Не главное это сейчас. Пустое.

Затемно ввалились в дом мужики.

Оживились, почувствовав запахи. Обрадовались. Генка подошел, чмокнул коротко:

– Привет, как добралась? – такой же, как обычно, только похудевший и замотанный.

Наталье вдруг почудилось, что и не было у них городских передряг. Просто усталый муж вернулся домой.

– Нормально. У вас какие новости?

Новостей не было. Забирались они все дальше, сегодня чуть не до псковской области. Один лесник видел мельком следы сапог у речушки. И вроде как рядом собачий след.

Полдня ребята прочесывали берег вверх-вниз по течению, и никого не нашли.

Мужчины попадали на стулья, и Наташка бросилась их кормить. Наливала суп, с перепугу кромсала хлеб на чудовищных размеров бутерброды, заваривала чай.

Смотрела. Заросшие, осунувшиеся, голодные, как дворовые псы. Мужики гремели ложками, хлебали, причмокивая, тянули сладострастно:

– Сууупчик… горяченький!

Потом моментально осоловели и рухнули спать – только храп пошел. Генка потолкался было около нее, но чувствовалось, тоже с ног падал. Наталья сказала:

– Иди спать. Вам вставать рано, а я пока приберу и на завтра что-нибудь сготовлю.

Кивнул, спокойной ночи пожелал и ушел. А Наташка, в глаза ему глядя, на мгновение поймала внутри давний, с юности подзабытый, вопрос: – любит?

И тут же осеклась. Не до этого. Сейчас есть работа, которую нужно делать, а в награду – простая радость от того, что, в конце концов, можно будет вытянуть ноги и спать.

Перемыла посуду, настрогала бутербродов – сухой паек ребятам на завтра, и, засыпая, успела подумать еще, как, несмотря на большую беду, легко все сейчас и просто.

Неважно, кто ревновал, изменял. Все сейчас по местам. У каждого своя задача: мужчины ищут, она готовит им еду, свекровь помирает… она усмехнулась. А Людмила-бабка колдует.

Все правильно. Так, как надо.

С тем и заснула.

Наутро Анна Степановна собиралась к Людмиле.

Охая, влезла в свежий халат: фланелевый, с сумасшедшими огурцами. Запахнувшись, подвязала пояс. На голову намотала теплый платок.

Глянув в окошко, высветившее жаркое августовское утро, Наталья прикусила язык и в тихом изумлении наблюдала дальнейшие сборы: серый плащ поверх халата, синие галоши на белые носки. Бабка, как есть.

Мамулю хватил бы инфаркт, если бы ей предложили в таком виде показаться на людях. Хотя, думается, предложившему самому пришлось бы спасаться бегством.

Людмила жила на другом конце деревни, и все равно – не больше пяти минут ходу. Свекровь шла, согнувшись, опустив голову, по-стариковски шаркая галошами.

Дополняя картину, Наталья взялась поддерживать ее под локоть. Ну, правда, рухнет ведь в такой обуви. А с шерстяным платком на голове вообще тепловой удар может случиться. Так и добрели, под сочувственными взглядами всей деревни.

Людмила, дородная дама в возрасте, встретила их на пороге. Провела в дом, глядя на свекровь, только головой качнула:

– Ань, мы же погодки с тобой. Я на класс младше училась. Ты на себя-то глянь?

Погодки? Наташка во все глаза глядела на «бабку». Одного взгляда хватало, чтобы понять – бабка – это должность, звание – вроде фельдшера или председателя колхоза. Ухоженная, со вкусом одетая. Золотой крестик на шее, пара колец на пальцах, красиво убранная копна темно-русых волос. Ясные глаза, румянец. В возрасте, да. Но никак не старуха.

Людмила тем временем успокаивала свекровь.

– Живой он, Ань, живой. Ослаблен сильно. Если б совсем ушел, я бы знала. А так – здесь он, искать надо. А мне, тебе и всем близким надо его держать. Держать, Аня, слышишь?

Свекровь хлопала глазами и глядела на Людмилу, а Наталья гадала, кто перед ней – растерянная женщина, сама не своя от горя, или актриса, заигравшаяся настолько, что перестала видеть разницу между реальностью и игрой.