Николай Семченко - Одиночество шамана

– Не забывайте, что до того, как русские первопроходцы основали город Ха, тут было большое стойбище, – оживился Сергей Васильевич. – Ведь я об этом вам рассказывал, помните? Так вот, о подземелье шаманам, конечно, было известно. И кто знает, вдруг они там что-нибудь хранили? Никто по-настоящему не исследовал эти тайные ходы…

– Считаете, там можно найти что-то интересное?

– Просто уверен в этом!

Эдуард Игоревич давно записал Уфименко в городские сумасшедшие. В этом списке значились люди, которые всех удивляли не то чтобы оригинальностью, а, скажем так, – страстной неадекватностью: они носились с невообразимыми идеями по всему Ха как с писаной торбой, что-то доказывали, волновались, пробивали, пытались обратить в свою веру любого встречного-поперечного; и чем чаще получали от ворот поворот, тем больше заводились. Некоторые из них со временем даже становились чуть ли не народными героями, и все забывали, что когда-то считали их чуть ли не сумасшедшими.

Эдуард Игоревич вспомнил маленькую тихую старушку в старомодных очочках, дужки которых были перевязаны ниточками, чтобы совсем уж не рассыпались. Мало того, что эта бабулька, некогда служившая в захезанной ветлечебнице чуть ли не санитаркой, выйдя на пенсию, по копейке складывать в кубышку, чтобы съездить по пушкинским местам России, так ещё и агитацию развернула. В Ха напротив педагогического института притулился гипсовый памятник Поэту, до такой степени загаженный голубями, весь в трещинах, скособоченный от времени, что и взглянуть-то на него было страшно. «Как не стыдно! – говорила эта старушка, смирно глядя в глаза какому-нибудь городскому начальнику. – Вы же в школе учили его стихи, любили, наверное. Он наше национальное достояние, а памятник Поэту в таком ужасном состоянии. Я знаю, как его отреставрировать, вот и адреса скульпторов есть. Нужны деньги…»

Её скоро перестали пускать в начальственные кабинеты, так она давай слать письма в редакции газет и журналов. Некоторые издания их публиковали. А время-то было советское, когда на обращения граждан в средства массовой информации было положено реагировать в месячный срок. Чиновники, естественно, отвечали отписками. А старушонка не успокаивалась, снова и снова писала, выступала по радио, и вместо того, чтобы по бульварам с собачкой, как другие нормальные пенсионерки, прогуливаться, ежедневно отправлялась в обход всяких присутственных мест. И ведь до чего додумалась! Нашла ещё пару-тройку таких же упёртых людей, они организовали какой-то общественный комитет по спасению памятника, зарегистрировали его и объявили сбор денег: выпустили подписные листы, установили урны, куда сердобольные люди кидали смятые рублишки да мелочь; мало того, с этими подписными листами бабуська не постеснялась пройтись по тем чиновникам, которых от одного её вида уже трясло.

Худо-бедно, но денег насобирали и тот памятник отремонтировали. Заодно старушка приметила ещё несколько других таких же запущенных скульптур и тоже за них вступилась. В общем, через несколько лет стало понятно: не было бы этой бабки, не было бы и памятников, которые возродились только благодаря ей. «Подвижница, патриотка, замечательный человек!» – сказали те же самые чиновники, которые объявили её чуть ли не сумасшедшей. И присвоили ей звание почётного гражданина города. Правда, прожила с ним пенсионерка недолго – вскоре и померла.

Вспомнив о ней, Эдуард Игоревич задумчиво окинул взглядом Уфименко: а что, если и этот пенсионер не такой уж и сумасшедший? Конечно, смешно, когда он утверждает, что чувствует людей и энергию, от них идущую, футы-нуты, экстрасенс доморощенный! Но, может, не так уж и комична его гипотеза насчет этого чёртового тоннеля, а? Какая-то сермяга в его идее есть. И если он окажется правым, то что потом скажут об Эдуарде Игоревиче? Отказал, мол, подвижнику в помощи.

– Хорошо, – Эдуард Игоревич зябко поёжился, представив, как его имя будут склонять на все лады, если Уфименко окажется прав. – Считайте, я на вашей стороне. Тем более, что наши обезьянки просто сестры-близнецы. Надо же, такое совпадение! И эти пиктограммы, ничего не скажешь, работают на вашу идею…

– Да, загадочное изображение, – Сергей Васильевич, обрадованный согласием Эдуарда Игоревича, однако, из строптивости не спешил с выражением благодарности. – Мне, кстати, вспомнился один забавный случай. Бабка рассказывала: когда увидела впервые обезьяну в цирке, то даже испугалась. Подумала: чёрт! А что, очень похоже, – он рассмеялся. – Где-то читал, что некоторые примитивные племена не переносят ленивцев и опоссумов. Последних считают вместилищем злых духов и уничтожают при любом удобном случае.

– Опоссум разве обезьяна? – усомнился Эдуард Игоревич.

– Какая разница! – пожал плечами Сергей Васильевич. – Главное, что древние считали обезьян как бы приближенными к иному миру.

Эдуард Игоревич терпеливо слушал Сергея Васильевича, не решаясь перебивать его речь вопросами. Ибо на каждый вопрос Уфименко старался ответить подробно, с массой примеров, постоянно отклоняясь на частности. Перенести это занудство мог лишь человек с крепкими нервами.

Он втолковывал Эдуарду Игоревичу, что между земным и подземным мирами существует некая невидимая непреодолимая стена. Тот, другой мир хранит ледяное молчание, не испытывая к нашей реальности ни любви, ни сострадания, ни боли. Вероятно, он прекрасен и ужасен одновременно, в нем, может статься, иное пространство и другое время. Ласковая дымчатая темнота окружает со всех сторон, но где-то там, в черной бездне, вдруг вспыхнет ясное, чистое пламя, и так ярко засверкает, что глазам станет больно на него глядеть. Белый огонь смешивается с агатовым светом, и в этих бурных сполохах высвечиваются крылатые драконы и пресмыкающиеся пуймуры.

– Помните, я как-то говорил вам о пуймурах? – напомнил Сергей Васильевич. – Возможно, они каким-то образом попадают из подземного мира в наш. А что, если мы найдём это существо? Да нам сразу памятник поставят!

Эдуард Игоревич стойко воздерживался от комментариев, лишь иногда кивал или неопределённо хмыкал, крякал и покашливал. Ему всегда казались подозрительными люди с горящим взором, которые обещали всё и сразу. А Сергей Васильевич как-никак сулил слишком многое: и открытие тайн подземелья, и диковинные предметы первобытных культур, и заманчивые шаманские раритеты, и – поди ж ты! – неизвестных зоологам зверушек. «Болтун, болтун, болтун, – твердил про себя, как заклинание, Эдуард Игоревич. – На девяносто девять процентов ему веры нет. Но один процент всё-таки остаётся. А если это и мой шанс?»

Как бы то ни было, свое слово он сдержал: всеми правдами-неправдами выпросил в одном научном институте тепловизор. Съёмки в местах, указанных Сергеем Васильевичем, дали интересные результаты: под землёй, похоже, действительно находились какие-то объекты – возможно, разломы, старые подземные ходы или даже тоннель. Причём, вся эта система практически совпадала со схемой, составленной Уфименко, и, похоже, действительно заканчивалась (а, может, начиналась?) в пещере у старинного нанайского села Сакачи-Алян.