Николай Семченко - Одиночество шамана

А вот с Тёмной энергией всё ещё сложнее. В уравнениях великого Эйнштейна есть только одно вакантное место для недостающих 70 процентов Вселенной – так называемый лямбда-член, характеризующий некую энергию, чем бы она ни была. Ее-то и назвали Темной энергией, которая действует как антигравитация, заставляя расширяться Вселенную всё быстрее. Для физиков это некое новое поле, которое они назвали квинтэссенцией.

До Большого взрыва малюсенькая точка, ставшая нашей Вселенной, была частью чего-то гораздо большего – того, что существовало, существует и будет существовать всегда. Нынешние ученые полагают, будто материя в этом Нечто находится в бесструктурном состоянии – нет ни атомов, ни частиц. Они появились только в нашей Вселенной. Причем, вначале ускорение развития мира тормозила гравитация, но семь миллиардов лет назад он опять стал ускоренно расширяться. Почему Темная энергия так ведёт себя, на этот вопрос ни один, даже самый великий физик, ответить не в состоянии: природа этого явления выше человеческого понимания.

Пока что ясно лишь одно: у нашего мира нет начала, а есть переход из какой-то пока неизвестной предыдущей стадии. Просто однажды вдруг возник пузырёк, который начал раздуваться. Это так похоже на кипящую воду: в её глубине появляются малюсенькие серебристые шарики, которые вывертываются на поверхность, пена принимается пузыриться, и некоторые из пузырьков стремительно разрастаются, чтобы в конце концов лопнуть и снова смешаться с кипятком. Возможно, наша Вселенная – не единственный такой пузырь? И что же тогда представляет собой тот котёл, в котором Некто варит божественный бульон? А может, это просто гейзер или горячий источник, в котором булькает кипяток? Но где же всё это находится? И что тогда есть вся бесконечная цепь Вселенных?

Слушая объяснения Марго, Андрей невольно представил, как снимает шумовкой с кипящего куриного бульона светло-янтарные пузырьки пены, и она растекается по никелированной поверхности жирным пятном, просачивается сквозь дырочки и капает на подставленную тарелку. А в ней, возможно, целые миры!

– Андрюша, да я совсем не про это говорю! – всплеснула руками Марго. – Хотя, конечно, ваш романтический взгляд на кипящий бульон не лишён оригинальности. Все мы в какой-то степени демиурги – творим и разрушаем миры, особо о том не задумываясь. Но я-то совсем-совсем про другое думаю…

– О том, кто варит этот бульон? – наивно предположил Андрей. Его почему-то никак не отпускала эта воображаемая картинка: повар в высоком колпаке степенно помешивает суп в эмалированной кастрюльке, всё в ней кипит, бурлит, поднимается лёгкий пар, пахнет лаврушкой, свежеперемолотым перцем, пряным хмели-сунели.

– Да нет же! – Марго притопнула ногой. – Я – о другом. Вы только не смейтесь надо мной, ладно?

– Не буду, – Андрей изобразил честный взгляд и даже не моргнул, глядя в глаза Марго. – Разве я когда-нибудь смеялся над вами?

– А я бы засмеялась, – вздохнула Марго. – Ещё совсем недавно, если бы кто-то сказал мне, что мы живём в чужом мире, я бы засмеялась и покрутила пальцем у виска. А теперь сама считаю: Тёмная материя – это, возможно, главная реальность, а наш мир, занимающий всего пять процентов, – не что иное, как пузырь, возникший в ней. И если это так, то мы живем рядом с какими-то другими существами. Возможно, они нас видят и знают о нас больше, чем мы можем себе вообразить. А вот мы их видим не всегда. Лишь избранным удаётся перейти границу миров.

Марго говорила тихо, но каждое слово произносила чётко, будто диктовала текст, и потому он звучал внятно и убедительно. Слушая её, Андрей почувствовал лёгкое головокружение, будто оказался на краю отвесной скалы и посмотрел вниз: от высоты он всегда испытывал восторг и ужас; непонятная сила тянула его вниз, завораживала, насмешничала: дескать, слабо тебе пронестись как птице, или ты всё-таки не рождён для высокого полёта? Слава Богу, он брал себя в руки, ещё крепче ухватывался за поручень ограждения и, переведя дыхание, ретировался – ни на балконы, ни на смотровые площадки, ни на крыши многоэтажек Андрей старался не выходить.

Марго говорила, и ему представлялась бесконечная тьма, густая, непроницаемо чёрная, обволакивающая плотным туманом весь мир; сквозь неё лишь кое-где отчаянно пробивались крапинки света, но мягкий бархатный занавес темноты неумолимо надвигался и на них.

Андрей вспомнил, как мать перед тем, как самой лечь спать, непременно заходила к нему в комнату и, подоткнув одеяло и поправив подушку, обязательно задергивала шторы из бордового плюша: «Так лучше, – говорила она. – А то Луна вон какая полная, будет тебя тревожить…»

Он не любил оставаться в темноте. Ему казалось: она – живая, в ней кто-то есть, какие-то злобные существа, может, тролли, а может, гномы или, скорее, домовой подкрадываются к кровати, смотрят на него, тянут к нему свои крючковатые лапищи, и что-то шепчут, бормочут, тихонечко хихикают, стараясь, однако, не выдать своего присутствия. Обмирая от страха, он всё-таки опасливо опускал ноги на холодный пол, выжидал минуту-другую: никто, слава Богу, не хватал его за щиколотки, и, совсем осмелев, он соскакивал с постели, подбегал к окну и отдёргивал пыльную штору: в комнату тут же вливался хоть и слабый, но свет – отблески далекого фонаря на столбе, мерцание звезд, холодное сияние полной Луны. Темнота скукоживалась, неведомые страшилища куда-то пропадали, и даже старые половицы больше не потрескивали.

Но нечто страховитое всё же затаивалось в углах, уползало под кровать, хоронилось в лениво колеблющихся тенях, проскальзывало в щелку под дверь и замирало по другую её сторону: по этой причине Андрей боялся выйти по малой нужде, и порой терпел до самого утра. Темнота и пугала, и притягивала его. В ней была какая-то тайна, и ему казалось: мрак – это живое существо, зыбкое, воздушное и бесформенное, которое, однако, способно порождать чудовищ. Но, на удивление, они лишь намекали о своём присутствии и не трогали его. Андрей, осмелев, свешивал голову с кровати и заглядывал под неё. Никого там не было. И за дверью – тоже. И в углах никто не прятался, разве что лежал скомканный лист акварельной бумаги или какой-нибудь журнал, брошенный туда днём.

Незаметно, как-то сам по себе этот детский страх темноты прошел, но когда аоми в первый раз перенесла Андрея в темный и, казалось, бескрайний темный тоннель, он вспомнил свои давние ощущения. Мрак показался ему живым, холодным и равнодушным существом, для которого человек ровным счётом ничего не значит, а если и значит, то не более, как насекомое, на которое не обращаешь внимания, пока оно не станет досаждать.

– Тёмная материя вечная, – Марго понизила голос до свистящего шепота. – И всё, что создано из неё, тоже вечное. Я в этом уверена.