Андрей Травин - Пиарщики снова пишут (сборник)

– Поехали… – пробормотал он свой любимый тост, чокаясь с президентом.

В зеркале напротив стола, помимо Ивана, – три его друга на сегодняшний вечер. Первый – гордое одиночество. Второй – горький шоколад. Одна плитка. Швейцарский. Куплен в дьюти – фри за 10 евро. Третий – горячий гусь. Один. Без яблок. Доставлен из ресторана с соседней улицы.

Прошедший год мелькал титрами. Кадр 1, кадр 2, кадр 3… Деньги, новая должность, ласки с молоденькой подружкой на сиденье нового джипа… Мелькнуло и неприятное – ссора с женой. Из‑за той девушки. Из джипа. Разлад с друзьями. Не поделили бизнес.

– Да… Ваня… есть что отметить… и забыть… Начинаем новую жизнь!

– А со мной чокаться будешь? – раздался голос из соседнего кресла. В нем сидела красивая молодая девушка. С косой. Блестящей. Металлической. На деревянной палке.

– Ты кто?

– Смерть.

– Да ладно тебе… Смерть она – старуха.

– Так… ты поаккуратней со словами. Моя бабуля – не старуха. Она мегамудрая женщина. Ты красиво жил, ей нравилось. Вот и решила, что умереть ты тоже должен красиво. Отправила за тобой меня. Говорит, пусть пацан порадуется напоследок красивой девушке. Добрая у меня бабушка… люблю ее очень, – улыбнулась красотка.

– Да ты че… Какая смерть… у меня еще планов громадье нереализованных…

– Отдыхай, милый, со своими планами. В чем одет – на выход.

– Отдыхай сама, милая… Я еще здесь…

– В общем, это не обсуждается. Твое время пришло. Пора.

– Как прям так, сегодня – и умереть. Даже гуся не съем?

– Если бы ты знал, как он плакал, когда умирал – сам бы отказался от него.

– А ты типо слышала?

– Брат младший рассказывал. Он проходил стажировку на ферме. Сопровождал гусей в последний путь.

– Офигеть…

– Офигеешь еще больше. Тебе круто повезло. Бабуля прислала еще один подарок – 3 минуты воспоминаний, которые ты унесешь с собой в вечность. Очень уж приглянулся ей, красавчик. Говорит, на деда похож.

– Это как?

– Там, куда мы с тобой пойдем, у тебя начнется другая жизнь. Вечная. Из этой жизни, земной, ты унесешь с собой туда только те воспоминания, которые будут в твоей голове в последние три минуты жизни. Обычно мы не предупреждаем людей о смерти. Они не успевают ухватить самое ценное в полном объеме – понимают о конце секунд за 10 до его начала. Очень мало уносят с собой. У тебя же есть целых 180 секунд. Время пошло. 179…

– Объясни подробнее.

– 177…

– Я ничего не понял…

– Запись идет. Если ты не хочешь унести с собой вечность образ тупого пьяницы, то включай мозг.

– Кошмар какой…

– 165.

– Хорошо… хорошо… хоть ничего не понял, но попробую. Воспоминания… которые хочется унести с собой в вечность. Мама… хочу, чтобы она всегда была со мной.

– Воспоминания должны быть конкретными. Осталось 160 секунд…

– Помню, созданный ею запах нежности. Аромат домашних пирожков и котлет, свежего постельного белья… Ну а главная нотка в этом букете, конечно же, – ее родной запах, мамин. Помню у нее еще был нелепый пушистый фиолетовый халат, который ей подарил мой отец со своей первой получки. Мама всегда носила его… Лет двадцать. А халату – хоть бы что. Не то, что сегодня гавно на базаре – рветься за три недели… Папа… как мы с ним на рыбалку ходили… мне лет семь было. Первую рыбу в своей жизни поймал… Батя тогда еще похвалил: «Молодец, мужиком растешь».

– 110 секунд. Осталось меньше двух минут.

– Что еще… Серега – друг детства. Много мы с ним пережили. Что самого счастливого… Помню в университет поступали… Главный в стране– МГУ, экономический факультет. Прилетели в Москву из своей «тундры». Никого не знали. Не поступили, конечно. Но КАКИЕ мы песни две недели пели с ним по вечерам. Вся абитура собралась вокруг нас. Подпевала. Там и с Ленкой познакомился. Она на журфак поступала. Как увидел ее голубые глаза… Все. Как говорится, пропал. Песни захотелось не петь, а орать. От счастья. А орать не получается. И петь не получается – руки трясутся от волнения, текст забывается. Просто смотрю в ее глаза. И – ничего мне больше не нужно. Просто сесть рядом. Молчать. И часами смотреть на ее лицо. Вот и сейчас оно перед моими глазами уже секунд тридцать стоит.

– 70 секунд.

– Погоди… дай я нагляжусь на ее лицо. На то – молодое, счастливое, влюбленное. А то тогда мечты так и остались мечтами. Дольше трех секунд от смущения смотреть стеснялся. Ах, какая же ты красивая, Ленуся. Глазки твои блестящие. Говорила, что тоже меня полюбила с первого взгляда. Мы с тобой как‑то, помню, расстались на несколько дней. Уехала ты к родственникам. Не знал, когда вернешься. А ты входишь неожиданно. Каким взглядом одарила меня при встрече – никто и никогда больше так мне не радовался, такое это было счастье, какое мне описать словами не получится. Да и не хочется тебе, девушке с косой, его сообщать, пусть оно останется со мной.

– 35 секунд… Ты уже минуту пялишься мысленно на ее глаза.

Вспоминай уже что‑нибудь другое.

– А тебе завидно? Ревнуешь? Тебя‑то хоть кто‑нибудь любил? А кого‑нибудь любила?

– Так – нет.

– Да не хочу я ничего больше вспоминать. Кого мне вспоминать?

– Коллеги, партнеры…

– Да ты с ума сошла!!! Не смей мне напоминать про них. Пусть они остаются в этом земной аду. Они здесь весь мозг вынесли мне… Дай еще мне на любимое личико полюбоваться. Сколько там осталось?

– 10 секунд… Девять.

– Голубоглазка, Леночка…

– Ты – романтический безумец.

– Семь… Шесть…

– Любимая моя девочка, как я соскучился…

– Один… ноль… Поехали… – прошептала девушка. Иван почувствовал, как стал проваливаться в черный тоннель. Несется Иван и слышит, как бормочут над его головой:

– Такие странные эти люди. На земле им, значит, нужны деньги, амбиции, понты, а здесь, на небесах, это, оказывается лишним. Хоть бы кто‑то прихватил с собой мыслях пару миллиардов баксов. А то живем здесь хоть и в доброте, да в нищете. И Небесная канцелярия в ремонте нуждается, и нам бы с тобой перышки на крыльях поменять бы не мешало… Одна надежда была на этого карьериста. Лавандос рубил, машины менял, должности покупал, друзей предавал, жене изменял… А смерть пришла – туда же его потянуло, в сентиментальность. Никакой прагматики…

Захотел Иван им что‑то возразить. Не успел. Ударился обо что‑то и потерял сознание.

… Когда он открыл глаза, то увидел свою комнату. И свое отражение в зеркале – взъерошенный мужик с опухшим лицом валяется на полу. На часах – 00.10.

– Ну и сон же мне приснился… – пробормотал Иван.

– Привет, милая, голубоглазка моя. Я записал тебя в Вечность на полторы минуты. Вот такой новогодний подарок, – шептал он через полминуты жене в телефонную трубку.

Она ничего не понимала. Бормотала, что опять он выпил лишнего. Но – была счастлива. Ссора уже надоела. Ей безумно не хватало мужа. А про ту девицу из джипа она уже и забыла.