Майя Новик - Ларек

Поток яда хлынул наружу, исчезая, рассеиваясь в пространстве. Это был одновременно взрыв, разносящий вещество на тысячи кусочков в миллионные доли секунды и медленное извержение. Он не принес с собой облегчения.

А в следующее мгновение я стала трупом.

Снова странное раздвоение: я – это труп, останки, и я же парю над ними, наблюдаю со стороны, рассматриваю втоптанное в грязь, в песок, тело, обнажившиеся из-под грязи почти белые ребра и лоскутки то ли мундира, то ли камзола, прикрывающие эти ребра. Череп тоже уже наполовину истлел, кости обнажились, в глазницах не было глаз… Челюсть отпала вниз.

Я чувствовала, что моя собственная челюсть непроизвольно расслабилась, точно копируя положение челюсти мертвеца. Я была им, а он – мной. Я была предметом, не имеющим души, домом, который давно оставил неугомонный хозяин, я была вещью. А вещь не чувствует ни горя, ни сожаления, ни покоя…

Тамтамы зазвучали тише, и я поняла, что лежу на коврике уже почти час. Я с усилием открыла глаза, несколько раз моргнула. Психолог, оказывается, уже включил свет.

– Пора просыпаться, – тихо сказал он. – Как путешествие?

– Странное… – сказала я, не в силах разобраться в собственных ощущениях, так много их было.

– Что-то видели?

– Да, – я потерла виски, несколько раз повела рукой по голове, села. – Я была трупом.

– Что? – психолог выключал аппаратуру, но при этих словах повернулся ко мне.

Я встала.

– Я просто была трупом.

– И… что вы чувствовали?

– Ничего. Абсолютно ничего.

Я сложила коврик в сумку, и мы вышли из комнаты.

– Неужели совсем ничего?

– Ну… У меня челюсть отвисла, – сказала я, не придумав ничего лучше.

Кажется, он был разочарован.

– Вам лучше на курсы больше не приходить, – сказал он мне, когда я спросила про следующее занятие.

Я замолчала. Мы спустились по темной лестнице физкультурного диспансера. У крыльца его ждала служебная машина. Мы кивнули друг другу, и он уехал. Я побрела по заснеженной улице.

Приближался Новый год, в окнах домов тут и там виднелись наряженные елочки. Я очень отчетливо поняла, что этот новый тысяча девятьсот девяносто шестой год не несет мне ровным счетом ничего хорошего. Я была снова одна против всего мира, и я была без работы.

Меня хватило на два месяца. Я с трудом представляла себе, что нужно сделать для того, чтобы получить хорошую работу. Устроилась на компьютерные курсы, отдала за них последние деньги. Курсы мне ничем не помогли, они могли бы помочь лишь в том случае, если бы у меня была хоть какая-то специальность. На бирже труда мне могли предложить лишь работу в ларьке. Тупик.

….Я давно присмотрела этот ларек. Когда он еще не был открыт, я списала с него номер телефона фирмы и пыталась дозвониться, узнать, не нужны ли им продавцы. Не дозвонилась. Ларек уже давно работал, вдруг повезет на этот раз?

Он стоял напротив моего дома, через улицу. Продавец, дюжий парнишка, дал мне номер телефона, и через день я уже сидела в темноватом коридоре офиса, ждала, когда приедет директор. Его звали Иван Иванович, и ему было лет шестьдесят, не меньше.

Деловито посмотрев на мою грудь и ноги, он спросил, не хочу ли я работать в офисе. Я не хотела. Мне уже сообщили, что в ларьке нужно работать сутки через трое, и это показалось мне лафой. Тем более что у меня появлялось время переписывать роман. Одна на смене? По крайней мере, мне не придется снова находить общий язык с незнакомым человеком. В ларьке кроме рации была еще и «тревожная» кнопка. Наряд ВОХРа должен был приехать в течение трех минут.

Но через месяц я поняла, что просто физически больше не могу работать. Во-первых, я панически боялась всех, кто начинал мне угрожать, и ни слова не говоря, сразу же нажимала на тревожную кнопку. Вскоре меня знал весь ВОХР. Мои смены оказывались самыми «тревожными».

Впрочем, не лучше обстояло дело и с моими сменщиками. Один из них, тот самый дюжий парнишка, оказавшийся студентом, рассказал мне, что его не так давно пытались поджечь, закинули в ларек бутылку с зажигательной смесью, он сбил пламя курткой. В старой части города было еще больше наркоманов. Три минуты, положенные для приезда охраны, порой растягивались в часы. Но странное дело, через некоторые время я поняла, что нарываюсь на неприятности сама!

Словно организму не хватало того адреналина, который вырабатывался во время криминальных происшествий. Я вызывала огонь на себя, я не могла удержаться от этого, мне нравилось то щекочущее чувство опасности, которое возникало каждый раз, когда я препиралась с очередным наркоманом.

Мне ничего не стоило погасить агрессию обкурившегося или смертельно пьяного пацана улыбкой, ведь редко бывало так, чтобы женская улыбка не действовала на мужчину успокаивающе, однако я ловила себя на том, что злю покупателей специально, чтобы увидеть, как их лица начнут перекашиваться от злости, а когда они с ненавистью начинали трясти решетку, я, вдруг успокоившись, нажимала «тревожную» кнопку.

Через месяц я поняла, что работаю почти даром: Иван Иванович с честностью идиота платил налоги с зарплаты. Я подозревала, что он не хочет расплачиваться с продавцами «черным налом», потому что кладет его в карман. В самом деле, зачем отдавать другим то, что можно оставить себе?

Я пересчитала купюры, выданные кассиром, и поняла, что на месяц мне этого не хватит. Было от чего впасть в отчаяние. Куда мне идти? В завершение всего сам Иван Иванович весьма недвусмысленно стал намекать, что наши отношения надо бы продолжить в более интимной обстановке, например, съездить за город. Единственного человека, который мне посочувствовал, увидев в моих глазах безнадегу, избили у меня на глазах. Это был покупатель, подвыпивший мужчина лет сорока. Он покупал сигареты и обратил внимание на того, кто их подавал, то есть на меня.

– У вас такие грустные глаза, – сказал он.

Далее следовал набор банальностей, но я клюнула – поговорить мне было совсем не с кем, не с собой же разговаривать! Он все допытывался, как меня зовут, когда на него налетела группа подростков, и его утащили за ларек, бить. Я вызвала милицию. Милиция быстро задержала пацанов, однако мужичка этого так и не смогли найти, видать, все же ему повезло, и он сумел убежать. Подростки косились на меня, однако напасть на ларек так и не решились.

За эту ночь я вызывала милицию четыре раза. Чем больше человек боится, тем больше вероятность того, что его страхи сбудутся: теперь я сама была словно магнит для неприятностей.

«Ну не может ведь весь мир быть сумасшедшим! – я старалась рассуждать здраво, насколько могла. − Если мир – в норме, если он такой, как обычно, значит, что-то не в порядке со мной?»