Артур Клинов - Шалом

Шкаф, скрежеща по бетону деревянным днищем, рывками куда-то двигался. С улицы доносились какие-то странные, но до боли знакомые голоса.

– Ну, бля, фраер, за козла ответишь! – говоривший по голосу очень напоминал Швабру. Ему вторил голос, похожий на голос Бориса Фадеича:

– Слышь, хряком одноглазым меня обозвал, пидераст! Я тебе покажу, кто тут русише швайн! Ты у меня москаля надолго запомнишь, шут гороховый!

– Вы и есть козлы и хряки! Простейшую пьеску изобразить не можете, потому что все у вас через жопу! – почему-то это был голос Марии Прокопьевны.

– Ну Маша!

– Что «Маша»?

– Это ж чудо!

– Чудо? Я вам покажу сейчас чудо! Давайте наверх шкаф тащите! С моста идола скинем!

– Да ну его в жопу! Тяжелый очень! Слышь, лучше с причала кульнем!

– Опять через жопу? Я сказала – с моста!

Андрэ почувствовал, как шкаф наклонился и пополз куда-то вниз. Через несколько секунд он во что-то уперся и замер.

– Давайте на ребро поворачивайте! Кантовать легче будет, чем тащить!

– Снизу, снизу хватайся! Поднимай! Майна! Вира!

Шкаф упал на бок. Затем поднялся на ребро и через мгновенье стоял уже на крыше. Потом снова упал на бок, опять на ребро, на ноги, снова на бок, на ребро, на крышу.

– Во, сука полоумная! Настоящую бомбежку устроил!

– Сколько, падла, пустой тары побил! Тысяч на десять!

– Все головы засранец расхуячил! Чуть вторую ногу мне не отбил!

– Мундир, сука, порвал и фингал не бутафорский, а настоящий поставил!

– И славяне ему не нравятся! Но ты у меня сегодня в Днепре, собака, поплаваешь! Слышь, божок местный выискался!

Шкаф поворачивался на ребро, падал на крышу, опускался на ноги. Андрэ крутился, словно белочка в дурацком колесе, пытаясь удержать позу, чтобы не оказаться в шкафу кверху ногами.

– А меня тощей клячей назвал! Морда, видите ли, не нравится! Другую невесту ему подавай! Хорошо, что увернуться успела! А то утюгом голову к бетону бы и припечатал! На хуй мне такой жених припадочный сдался!

– Еще немного! Ну… еще! Майна! Вира!

Шкаф кульнулся последний раз, упал на ноги и замер…

– Давай на перила и на раз, два, три!

– Поплавай в Днепре, идол хренов!

Андрэ почувствовал, как все приподнялось, мир вокруг зашатался, завис, поплыл в один бок, в другой, качнулся еще и, опрокинувшись, полетев вниз, рухнул во что-то тяжелое и ледяное… Удар, громкий всплеск, и со всех сторон в его маленькое пространство хлынула вода – холодная, обжигающая кожу вода… Она стремительно заполняла шкаф, затягивая его в свое бездонное, мутное нутро. Андрэ сделал последний глоток еще не завоеванного водой воздуха и начал вмиг заледеневшими пальцами лихорадочно открывать задвижку на дверце. В это время золотая рыбка на кокарде Шелома вдруг встрепенулась, почувствовав себя дома, и, вильнув хвостом, исчезла в черной мути Днепра. Святополк с Валенродом кинулись было ее ловить, но тут же сцепились между собой:

– Это моя рыба!

– Нет, моя!

Последнее, что он еще слышал: «Уходит, сволочь, уходит!»

На мосту, склонившись над темной мутью Днепра, стояла Мария Прокопьевна. Накануне, в предвкушении полной и безоговорочной победы, она снова отправилась к парикмахеру, перекрасила волосы в соломенный цвет и вернула на голову свой златоглавый шиньон. Когда же она снова увидела показавшийся из воды прусский шпиль на голове Андрэ, ее ярости не было предела. Она воззвала к небесам и из ее нутра вылетело страшное проклятье. Схватив попавшийся под руку камень, она кинула его в Днепр, взревев вслед новым проклятьем. Все, кто кроме нее был на мосту – Светлана, Фадеич и Швабра, принялись хватать камни, палки, бычки, пустые сигаретные пачки, бумажки и с руганью и матюгами бросать их в реку.

Андрэ плыл по Днепру, а вдогонку все летели и летели проклятья, тяжелые злые проклятья славян, кидавших в него с моста камни.

Когда он выбрался на берег, первое, что заметил, – четыре фигуры: хромой с костылем, некто длинный в черном мундире и две бабы – бежали вдалеке по боковой аллее парка в сторону города. Львов на Шеломе не было. С неба моросил дождь. Холод и ветер пронизывали насквозь, но какая-то непонятная радость переполняла его. Он жадно, словно человек, вернувшийся из удушливых вод, с наслажденьем вдыхал воздух этой сырой поздней осени, а внутри его играл и грел душу старый полузабытый мотив – «Весенняя песнь Сверхчеловека»…

Славяне, которые в этот предутренний час ехали по мосту через Днепр первым троллейбусом, стали свидетелями странной картины. Какой-то человек в золотом Шеломе, вознеся руки к небу, в одиночестве танцевал под дождем. А предрассветную тишину прорезал его громкий, улетающий вдаль по Днепру голос:

– Я вернулся!!! Шелом!!! Не сниму!!! Неее сниимууууу!!! Пошлииии выыыыыыыыыыы всееее!!! Наааа хууууйййй!!!