Алексей Олексюк - А76 (сборник)

– Ну и…

– Тебе никогда не казалось странным… противоестественным, что люди могут жить не задумываясь, ради чего они живут?

– Для чего-то ведь живут.

– Да. Но не задумываясь.

– А ты, стало быть, задумался? Да так и остался в позе мыслителя? – съехидничал в отместку за свой испуг собеседник. – Глупо. Пока ты будешь размышлять, в чём смысл жизни, вся жизнь пройдёт мимо.

Джордж неожиданно рассмеялся:

Исчез Джордж вновь как-то внезапно и таинственно. Одни говорили, что подался он чуть ли не за океан – искать лучшей доли. Другие клялись и божились, что Джордж ввязался в драку возле пивнушки, пытался разнять и ему всадили нож под ребро. Третьи возражали, что всё это романтический бред, а на самом деле помер он от банального воспаления лёгких, поскольку долго не хотел обращаться к врачам, которых, в самом деле, частенько именовал «рвачами». Четвёртые же… Впрочем, как бы там ни было, но Джорджа не стало. И сразу же опустел, поблек перекрёсток в конце тенистой тополиной аллеи. Да и саму аллею вскоре «искоренили», заменив автостоянкой с пятком чахлых, задохшихся от выхлопных газов сосенок. Пивнушка поблизости превратилась в респектабельный бар, парикмахерская – в салон красоты, компьютерный салон – в Интернет-кафе, пединститут – в университет, а ночной клуб – в круглосуточный развлекательный центр… Только трубы теплотрассы так и остались на своём месте и даже полустёртую надпись на них ещё можно было прочесть.

Каково же было моё удивление, когда много лет спустя на том же самом месте, где некогда сидел Джордж, я увидел молодого паренька в чёрной куртке и чёрной вязаной шапочке что-то неуверенно наигрывающего на гитаре.

– Эй, малой, ты чё там делаешь?

– Играю, – резонно ответил тот. – Разве это запрещено?

– Нет.

– Тогда в чём проблема?

– Но здесь место Джорджа, – ляпнул я, хотя тут же понял, что ляпнул глупость.

– Кто такой Джордж?

Я взобрался на трубу рядом с парнишкой:

Вступление

Я не знаю, насколько данная работа является литературной критикой, поскольку никогда не считал себя литературным (или окололитературным) критиком, но несомненно, что в какой-то степени это всё-таки обычная литературная критика на поэтический сборник Сергея Шевченко»… численно равный жизни…: Хроники моей бездуховности». Но лишь в какой-то степени…

Часть 1.

Экзегетика

В наше стандартизированное время роскошь писать то, что думаешь, могут позволить себе только недоумки. И Владимир Лоскутников. Но последний лишь досадное исключение, подтверждающее общее правило. Прогресс неумолим. Могикане вымрут естественным путём.

Заветнейшей мечтой литературы стало самоубийство. Она жаждет нирваны, хотя по канонам дзэн-буддизма и шоу-бизнеса для достижения небытия должны угаснуть все желания. Любое богословие есть замкнутый круг табачного дыма, существующий лишь в силу умственной лени собеседников: им ломы встать с мягкого дивана повседневности и отворить форточку.

Та же метафора (и даже с большим основанием) приложима к литературе. Ибо всякая метафора есть форма.

Некий Горнфельд стучит согнутым пальчиком по аморфной стенке амфоры, пытаясь определить содержимое, но его слух безнадёжно испорчен дурной наследственностью цыганщины.

Пафос – древнегреческое чудище, которое сродни гидре империализма. Не стоит бояться ложного пафоса: бояться нужно шестипалой старухи из другой, сугубо советской, мифологии.

Осложнение после птичьего гриппа: воробей начинает хмурить лоб, топорщить перья и издавать орлиный клёкот.

Не надо в него – камнем.

Вспомните притчу о блуднице. Мы все бываем бездуховны в процессе потребления. Только у некоторых это хронически. А у некоторых даже преднамеренно. Согласно учению Иммануила Канта в интерпретации Томаса Джефферсона – каждый имеет право на глупость.

Великий Канцлер: Сколько, ты говоришь, там опечаток?

Мелкий Бес: Двенадцать, если считать вместе с пропущенными запятыми. И в нескольких местах явный ритмический сбой.

Духовность грядёт на нас, и реклама уже возвестила об этом. Любой может приобрести немного искусства по доступной цене. Или «скачать» бесплатно в интернете. Так стоит ли бодаться с Золотым Тельцом? Кто из нас, грешных, способен на деле, а не на словах отказаться от благ общества потребления? Я сам в смутные постперестроечные времена дважды в неделю пёк домашний хлеб и могу заявить как специалист: купить в булочной проще…

Великий Канцлер: Ни слова не понимаю! Как можно писать на таком тарабарском языке? Они, что, с Марса свалились?

Мелкий Бес: Хе-хе, это вы верно подметили: любят они всякие заумные словечки. Прикрывают ими свою пустоту и бездуховность.

Народная мудрость гласит: «На вкус и цвет товарища нет». А ещё: «Не любо – не слушай». Впрочем, в России на всякого Егорку есть своя поговорка. Например, такая: «Дурак, кто говорит не так».

Дело вкуса не отрыгивать общелитературную жвачку, а способствовать здоровому пищеварению. В духовной кулинарии чертовски важно не только как , но и что . Осетрина, как проницательно заметил товарищ Воланд, должна быть только одной – первой – свежести. Иначе она тухлая.

Если бы не знал лично, задумался бы: а хохол ли он? Такая щедрость противопоказана болельщикам Динамо (Киев). При желании здесь каждую строчку можно, как золотую жилу, расковырять до небольшой поэмки. Но оставляем это занятие калифорнийским дождевым червям. Мне лень, а автору недосуг. Он слишком увлечён, чтобы ставить наверняка. Ибо существует сетевая игра – более увлекательная и опасная, чем русская рулетка.

«Ба! Фёдор Михайлович, вы-то здесь какими судьбами?»

Иногда автор даже заигрывается: но никогда, нигде – не заигрывает!

Он не обманывает: ни надежд, ни невежд. Это не маска.

…но интернет остроклюв —