Борис Горзев - Два романа о любви (сборник)

– Ладно, тогда скажу, – пообещал Джино, на что Биче проговорила, усмехнувшись:

– Это обнадеживает, вот и разберемся наконец…

Они покинули музей, а Петр всё думал о Суворове, о его Итальянском походе. Нет, все-таки это приятно. Приятно, когда вдалеке от родины случайно встречаешь какие-то положительные сведения о своих соотечественниках или о России вообще. Это хорошо.

Да, хорошо им было. В последнюю ночь Биче так и спросила:

– Тебе было хорошо?

– Не люблю слова «было».

– Ладно, тогда просто: тебе хорошо?

– Мне хорошо. Хорошо – с тобой, с вами. Ты и Джино, и я тут же. Мне хорошо. Мы, эта наша поездка, Бергамо… Кстати, а бергамот – отсюда?

– Именно! Это гибрид померанца и цитрона, но название «бергамот» – в честь Бергамо, потому что именно здесь его впервые стали культивировать и продавать как масло. Началось с масла, а потом… где его только не применяют! В чай, это понятно, в парфюмерии. А еще, Петя, бергамот – он для твоего будущего. В смысле? В смысле, лечить плешивость.

– О как! Думаешь, меня это ждет?

– Шучу. Судя по шевелюре твоего папы, я на это обратила внимание, не похоже. Ты же из благородного семейства, мой идальго!.. А что еще хорошо?

– Ты. Просто ты – одним словом. Вот ты стоишь на сцене перед оркестром, вся темная, в темном платье до пят, глубокое декольте, а у губ – серебристая флейта. Она отведена в сторону, вправо, и звуки, звуки, мелодия. Вивальди, да. Этого я уже не забуду. Ты и флейта, ты и Вивальди. Жаль, в тот момент я тебя не сфотографировал, в голову не пришло, да и фотоаппарата не было, жаль.

– Нет проблем! Вот вернемся домой, я специально оденусь для тебя и стану играть на флейте – вот и фотографируй.

– А потом платье снимешь?

– Facilmente!

– Это что за слово?

– Ну, от semplice, то есть просто, очень просто, совсем просто – facilmente!

– А, ясно. Это значит «запросто», по-нашему.

– Ну хорошо, пусть так. Платье сниму facilmente. Только флейту отложу. И чтобы Джино уже лег спать. Тогда – да, тогда – пожалуйста и с удовольствием.

Утром 7-го января Биче отвезла Петра на вокзал, к первому поезду до Триеста, скоростному. Там, у вагона, они и простились, теперь надолго, потому что после завершения переговоров в Триесте Петр с коллегами должен был лететь в Москву.

Да, теперь они прощались надолго – скорее всего, до лета, до отпуска, если вдруг не случится новая командировка в Триест, но это вряд ли. Поэтому они планировали так: Биче должна родить где-то в июне, а Петр прилетит в Милан примерно в это время. Примерно – потому что надо еще утрясти с руководством компании срок отпуска.

Они простились, небо над вокзалом светлело, да и вообще всё было хорошо. Да-да, говорила Биче, всё у нас хорошо, было, есть и будет, всё организуется, мы любим, а если так, то никаких проблем, не те теперь времена, чтобы были проблемы, тем более неразрешимые, не война ведь или что-то в этом роде. Ну да, согласился Петр, остается только пожелать, чтобы кирпич на голову не упал, как говорят в России. Биче ответила фразой, смысла которой он не понял: «Discorsi campati in aria». Она стала объяснять: дескать, это ни на чем не основанные речи. Он кивнул: наверное, так. «Береги себя!» – «И ты, и ты!»

Петр прошел в вагон, нашел свое кресло, забросил шляпу и дорожную сумку в нишу сверху и уселся. Вскоре поезд мягко тронулся и быстро набрал скорость. И десяти минут не прошло, как кончились городские постройки и в окне замелькали пейзажи Ломбардии. До Триеста пять с половиной часов, можно спокойно думать, глядеть в окно, потом сходить в бар или ресторан, почитать купленную на вокзале «La Gazzetta dello Sport», чтобы разобраться в причинах относительно неудачной игры в этом сезоне любимого «Милана», который лишь на четвертом месте после 16-ти туров, вот беда-то!

Однако думалось не о футболе, а о Биче. Он вспомнил их утренний разговор, да нет, даже не то что утренний, а предутренний, потому что он проснулся в пять, разбудил Биче, и они, еще с вечера договорившиеся подняться в шесть или в половине седьмого (поезд на Триест отходил в 9-05), могли напоследок заняться любовью. Так и было, и вот после этого Биче сказала:

– Мы решили не обсуждать пол и имя ребенка, а вот по поводу цвета его кожи ты что думаешь? Я прочитала, знаю. Знаю, какие варианты.

– И я знаю. Тоже выяснил.

– Отлично. Ну, говори.

– Говорю. У нас с тобой возможны все три варианта. По законам генетики и теории вероятностей. Три: белый ребенок, мулат и так называемый светлый мулат, то есть нечто промежуточное между мулатом и белым.

– Точно! Ну, какой будет на сей раз, нам неизвестно, но вот я поняла, почему в прошлый раз, то есть в случае с Джино, получился мулат.

– Ясно – так Бог решил.

– Не иронизируй!.. Да, решил Бог, а почему так решил? О! Потому что в том случае – в том, понимаешь! – главней была я, именно я, а не мой… партнер, ну, тот самый Лукино. Я была главной, поэтому Бог решил в пользу моей вероятности, то есть чтобы Джино стал как я – мулатом. Вот и всё мой дорогой.

– Классно! Ну а в нашем с тобой случае? Кто у нас главный?

Биче хитро улыбнулась:

– Если я скажу, что главный – ты, то ты еще подумаешь, что я подлизываюсь или играю. Поэтому – нет, скажу правду: мы с тобой совершенно равны, и пусть на сей раз Бог не решает, а бросает кости и смотрит, что выпадет. А я его прошу, чтобы ребенок был как я или как ты – белый или мулат… Впрочем, кто бы ни был, я его уже люблю…

Вот такой разговор о теории вероятностей или, если по Биче, про Бога, бросающего кости. Что ж посмотрим. А пока… Пока, вернувшись в Москву, надо наконец всё рассказать родителям: что Биче беременна, что они решили летом обвенчаться. А вот что дальше, еще не решили: как и где будут жить, ибо есть вопросы, главный из которых – работа. Ведь кто он, Петр? Всего лишь переводчик, в России это востребовано – отличное знание итальянского и английского, – а вот в Европе? Да и Биче с ее музыкальным образованием, флейтистка, к тому же без знания русского, – тоже проблема, если речь пойдет о ее переезде в Россию… Ладно, это так, но это потом, а пока надо рассказать родителям о фактах и ближайших планах. Пусть обрадуются, они этого давно ждали.

Потом Петр стал прикидывать, успеет ли он, приехав в половине третьего в Триест и разместившись в отеле (номер уже забронирован), добраться до тамошнего аэропорта, чтобы встретить прилетающих из Москвы своих коллег по переговорам (кроме Алика, который должен приехать из Рима, ибо тоже отбыл домой на рождественские каникулы). Получалось, что если поезд прибудет в Триест по расписанию, то в аэропорт можно успеть. И хорошо, ибо начальству всегда приятно, когда его встречают.

Покончив с расчетом времени, он наконец углубился в газету, читая о «Милане» и вообще о всяких футбольных новостях, как вдруг его тронули за плечо. Вскинул голову – и сразу узнал, хотя улыбающийся человек, стоявший в проходе у кресла, был в шляпе, а в прошлый раз она на нем отсутствовала, ибо тогда, теплой осенью, миланцы ходили без шляп.