Саша Кругосветов - Живите в России

Миша осел в Ленинграде. Думали, что надолго, оказалось – навсегда. Длительные автономки дали себя знать. Букет болезней. Один глаз стал слепнуть. Лечился в Военно-морском госпитале, но восстановить здоровье не удалось. Не годен к военной службе, – вывод медицинской комиссии. Комиссовали Михаила Самойловича. Вот и закончилось то, что он любил больше всего на свете. Не сможет он теперь выйти в море, не сможет занять привычное место в капитанской рубке. Что теперь делать – поступить в Академию, получить новые звездочки, стать штабником? Вера – против. Хватит мотаться по городам и весям. Раз болен – демобилизуйся. Вера настояла. Миша пошел работать в крупное отраслевое НИИ. Там испытывали модели кораблей, разрабатывали стратегию и тактику вооружения Военно-Морского Флота. Бывший командир корабля тосковал по морю. Увы, к этому уже не вернуться. В отделе Мишу приняли хорошо. Как-никак строевой офицер! Работа давалась легко. Миша знал технику, не боялся ее, имел опыт и практические знания. В институте любили Мишу. Уже не Мишу – Михаила Самойловича. Легкий, моложавый, остроумный. Хороший товарищ. Никогда не подведет.

Миша с Верой в день ВМФ прогуливаются по Невской набережной. Интересно посмотреть, что за корабли прибыли на парад. Взяли с собой Ирочку и ее подружку Лену, тоже молодую, симпатичную девушку. Одна из подводных лодок, стоящих на якоре вдоль фарватера Невы, знакома Михаилу с того времени, когда он служил на Северном флоте. Берет платки и словно флажками семафорит на лодку. Языком морских сигнальщиков. «Кто командир?» – спрашивает. Оказывается, командир – его давний приятель и сослуживец. С лодки присылают катер, берут Мишу с двумя девушками на борт. Миша с приятелем направляются в капитанскую каюту, чтобы отметить встречу. А девушек поручают матросам. Чтобы показать лодку. Девчонок сопровождает толпа матросиков. При проходе через круглые отверстия в переборках Ире с Леной приходилось задирать и без того короткие юбки и высоко поднимать ноги. Матросы млели и таяли, наблюдая крепенькие ножки двух девушек.

С годами Ира набирала женскую силу, хорошела. Многие говорили: «Посмотрите на Иру. Ну, просто юная грузинская княжна».

Семидесятые годы казались продолжением шестидесятых.

Каждый год мы с друзьями едем отдыхать в Планерское (до 44 года – Коктебель). Вокруг Дома-музея Волошина и Дома творчества писателей «Коктебель» постоянно собирается творческая молодежь. И далеко не молодежь. Актеры, режиссеры, литераторы.

Из года в год увеличивалось количество знакомых. Однажды сразу по приезде в Планерское я столкнулся со своим приятелем, журналистом из Белоруссии. Решили выпить по стаканчику за встречу. И поговорить. Взяли в магазине несколько бутылок вина, стрельнули у кого-то стаканы и расположились на поребрике, рядом с магазином. Вначале сухое, потом «Три топора» (777) и «Солнцедар». Мимо проходили знакомые, приятели. Присаживались ненадолго. Каждому наливалось по стакану. Благо, что магазин рядом. Поговорили о том – о сем, двинулись дальше. На их место приходили другие. В то время мы одевались очень просто. Я, например, был во вьетнамках, в засученных по колено брюках, в рубашке, завязанной на голом пузе. На голове – полосатая тряпичная кепка. Так мы и сидели в окружении несметного количества порожних бутылок и выпитых стаканов. Пожалуй, ничего подобного у меня в жизни больше не было. Прокантовались вместе с этим парнем почти весь день. Кто-то из бомонда неодобрительно посматривал на нас. Что с того? Так ли уж это важно? Нам с белорусским журналистом было интересно друг с другом, было о чем поговорить.

Как мы проводили время? Купались, загорали. Поднимались на гору Волошина. Ходили к мысу Хамелеон. Посещали декорации, оставшиеся в Тихой бухте после съемок «Человека-амфибии». Может быть, это были декорации другого фильма. Ходили в Старый Крым, чтобы оставить памятную ленточку на могиле Александра Грина. Если была плохая погода, дождь, собирались у кого-то дома и танцевали. Самыми интересными были прогулки через перевал Кара-Дага. Тогда этот потухший вулкан не охранялся. Заповедной зоной его сделали много позже.

Мы идем к перевалу и тайными тропами спускаемся по опасным сыпучим кручам к морю. По пути встречаем геологов-браконьеров. Те ищут сердоликовые прожилки в камне и кирками выбивают полудрагоценные камни. Спуск к морю – очень крутой. В конце пути оказываемся на уединенном пляже. Справа и слева – отвесные скалы, уходящие в глубину моря. Здесь нам никто не мешает. В море, недалеко от берега – скала «Золотые ворота» с огромным сквозным проходом. Экскурсионные корабли проходят мимо нашего пляжа, некоторые – через ворота. Как это пошло – провозить экскурсионную группу через «Золотые ворота»! Не понимают, бедные люди, что это не просто большой камень с дыркой. Это ворота к счастью. Я вплавь приближаюсь к воротам, бережно и трепетно проплываю под ними, возвращаюсь назад. Мое сердце открыто новой жизни. К вечеру солнце заходит за Кара-Даг, становится холодно. Собираем вещи, укладываем их на надувные матрасы. Туда же – девушек, которые неважно плавают. И вдоль отвесной стены – к поселку. С удовольствием возвращаемся мы обратно в поселок, день прошел удачно.

В Планерском было интересно. Вечером сидели у моря на «веранде», специальном деревянном помосте с навесом. Пили дешевое бочковое вино, пели песни, что-то рассказывали друг другу, о чем-то говорили. Не там ли Женя Клячкин написал свою песню «Я был мальчишка маленький и темноту любил»?

Несколько лет подряд мы отдыхали в Планерском вместе с актерами киевской труппы пантомимы. Молодые, красивые парни и девушки. Их руководитель – Витя Мишнев, лет, наверное, тридцати с небольшим. Обаятельный, талантливый, в чем-то наивный. Мы подружились, ребята приезжали ко мне в гости в Ленинград. Потом с Витей что-то случилось. Что-то пошло не так. Упадок, депрессия. Так бывает, когда люди долгое время пытаются прыгнуть выше головы. Очень уж хотелось ему стать гением пантомимы, открыть человечеству философские бездны бытия. Влюбился в Ленинграде в даму полусвета. Та принимала знаки внимания, высококачественно переживала, любила по всем правилам мелодрамы и всегда оставалась банальной, как и во многом другом. Они ездили друг к другу. Потом неожиданно оба пропали. Больше я их не видел. Виктора пытался разыскать в Киеве, родственники сказали – съехал с адреса. Куда – неизвестно. Что случилось – не знаю. Очень жаль. Он был заряжен на большее.

Планерское – модное место. И молодежь здесь бывала разная. Приезжали снобливые, развязные мальчишки семнадцати – восемнадцати лет. Дети номенклатурных работников. Много пили. Время проводили в постелях со своим более зрелыми подружками. Это были шикарные девчонки не самых высоких правил. Но вели себя в Планерском идеально. Не давали повода усомниться в их привязанности к своим мальчикам из правильных семей.