Алексей Смирнов - Обиженный полтергейст (сборник)

«Я попрошу вас взять себя в руки, – произнес человек авторитетно и веско. – Я попрошу одного или нескольких представителей от митинга проследовать в здание и внятно изложить причины вашего недовольства. Руководство телевидения и радио в недоумении. На наш взгляд, за последние несколько дней в эфир не давался ни один материал, способный вызвать такую бурю. Но вам придется осознать, что вы ничего не добьетесь бессвязными выкриками и беспочвенными оскорблениями».

«Армию! – послышались голоса. – Давай сюда Армию!»

«Власти захотели? – вторили другие. – Не бойтесь, нас не проведешь!»

Человек в окне смешался.

«Армию? – спросил он ошарашенно. – Какую армию? Командующий военным округом…» – конец фразы потонул в галдеже, набравшем прежнюю силу.

«Не забивайте баки! – кричали. – Спасения! „Армию Спасения!“ Пусть покажутся! В отставку командующего! Долой округ!»

«Ничего не понимаю, – сказал уважаемый человек кому-то, стоявшему сзади. Он снова поднял мегафон: – Граждане! Соотечественники! Руководство не знает, о какой „Армии Спасения“ идет речь. Мы не сможем удовлетворить ваше любопытство, если наш диалог будет и дальше вестись в подобном ключе. Прошу представителей войти в здание телецентра, мы готовы их выслушать. Все».

Спикер, подтверждая свое «все», решительно рубанул рукой воздух и отступил вглубь. Сразу сомкнулись шторы. Толпа волновалась, начались жаркие дискуссии. Различные группировки стремились выдвинуть своих кандидатов в представители, последним пришлось нелегко, двоим даже досталось чем-то тяжелым. Серьезных увечий, впрочем, не было. Наконец, пять человек, яростно подталкиваемые в спины, с отблесками пламени костра на лицах поднялись по ступеням и, отдав на ходу последние распоряжения провожающим, скрылись внутри здания. Воцарилась напряженная тишина. В той тишине уже витал дух грядущего разочарования, ибо многим давно хотелось бить и крушить, а побоище откладывалось.

Время шло. Кто-то распустил слух, будто представители коварно захвачены врагом и теперь, люто замордованные, готовятся расстаться с жизнью. Но власти не дремали. Не успел слух исполниться убедительности, как один из делегатов на мгновение возник в окне и успокаивающе помахал народу. Эта малость переломила ситуацию. Напряжение спало, прозвучали первые негромкие шутки, умолкли и в недоверчивом молчании расхаживали взад-вперед неистовые священнослужители. Когда двери телецентра вновь распахнулись и делегаты, живые и обласканные, появились на пороге – да не одни, весь цвет телерадиокомпании вышел следом за ними к общественности, – люди обступили крыльцо и затихли. «Все в порядке», – шепотом бросил правому флангу один из представителей, упреждая речи более солидных лиц, и развел руками, как бы извиняясь. Городской авторитет тем временем уверенно шагнул вперед.

«Граждане! – возвестил он весело и дружелюбно. – Произошло непонятное недоразумение. Руководство телевидения никогда не давало эфирное время пресловутой „Армии Спасения“. Мы сами в растерянности и не можем взять в толк, каким образом на экранах отдельных – подчеркиваю, отдельных! – телезрителей оказались люди, столь безответственно вас взволновавшие. Более того, телевидение готово всеми имеющимися средствами доказать вам, что в указанные часы транслировался повтор развлекательной программы „Найди меня“. Мое личное мнение таково: группа злоумышленников, не выявленных пока хулиганов, изыскала каким-то способом возможность прорваться в эфир и дестабилизировать обстановку. Мы тем более в недоумении, что действия их носят характер примитивной, глупой шутки. Если вас не убедили мои слова – что ж, мы готовы пригласить в здание телецентра всех желающих. Пусть они сами убедятся: все структурные подразделения функционируют нормально, никакой „Армии Спасения“ на телевидении нет, обстановка в городе и стране контролируется».

Толпа удивленно бухтела. Многие в раздражении шли уже прочь, сплевывая на ходу и посылая всех к черту. Кто-то от нечего делать пинал тлеющие доски, разоряя костер. Другие, не желавшие верить, что дело окончилось пшиком, бестолково стояли возле крыльца и бездумно прислушивались к обрывкам высокой беседы, принимавшей все более задушевный характер. Желающих обыскать здание не нашлось, уходили восвояси священники, каждый – в сопровождении небольшой группки людей, и продолжали что-то говорить, а преданное стадо внимательно слушало. Тем, кто слишком разгорелся от собственной удали, пришлось очнуться от дурмана, и теперь они мерзли вдвойне. Улица пустела на глазах, погасли прожекторы, захлопнулись двери. Далекое монотонное гудение слилось с неподвижной стужей, сковавшей город.

7

«Этого не может быть», – медленно проговорил отец Борис, глядя в землю. Они притаились в темном закоулке, за телефонной будкой и наблюдали за притихшим телецентром.

Гриша Ф. согласно кивнул.

«Нас проверяют, – сказал отец Борис. – Господи, о чем я. Какая самоуверенность, будь она неладна».

Гриша сверлил глазами темный прямоугольник двери.

Отец Борис сорвал перчатки и принялся дышать на застывшие кулаки. Налетел ветер, начали слезиться глаза. Он поднес руки горстями ко рту, и от горячего пара растаяли на миг мелкие льдинки в бороде и усах.

Гриша крадучись двинулся вперед. Он не оглядывался на отца Бориса, словно потеряв уже всякий интерес к другу и не волнуясь, идет ли тот следом или задал стрекача. Отец Борис догнал его и зашагал рядом.

«Как ты думаешь, что там внутри?» – спросил Гриша. Это были первые слова, произнесенные им с минуты появления у телецентра.

«Неправомочный вопрос», – возразил отец Борис, отдуваясь, хотя шли они медленно.

«Ну а все-таки? – настаивал Гриша. – Ты же сам рассказывал про склонность. Только верой и тому подобное?»

Отец Борис ничего на это не ответил.

Они замешкались у двери, не смея сделать последний шаг. Вдалеке с воем раскрутилась спираль сирены и быстро угасла, спеша кому-то на помощь или на погибель. Взглянув друг на друга, они вдруг – оба одинаково криво – усмехнулись и положили пальцы на дверную ручку.

Дверь отворилась бесшумно.

В вестибюле было сумрачно. Никем не остановленные, они, посовещавшись шепотом, отправились в правое крыло. Вытертая ковровая дорожка гасила и без того чуть слышный звук их шагов. Людей не было; Гриша толкнул одну из дверей, но та оказалась запертой. Создавалось впечатление, что в здании не просто пусто, в нем никогда никого больше не будет. Тускло отсвечивали застекленные стенды, сквозь стекла слепо глядели неразличимые, почерневшие групповые портреты. В конце коридора обнаружился узкий проход налево. Темнота не позволяла рассмотреть, что там делается, в этом проходе. Гриша и отец Борис продолжили путь на цыпочках и шли удивительно долго, держа руки вытянутыми вперед. Когда вспыхнул свет, Гриша чуть не упал, споткнувшись о крепившую дорожку стальную скобу. Отец Борис налетел на него, отпрянул, жмурясь и прикрывая глаза ладонью.