Алексей Лухминский - Мой Ванька. Том второй

Когда я сказал про печень, то лицо главного вытянулось. Не ожидал он такого.

– Александр Николаевич, вы же прекрасно понимаете, почему мы сюда приехали. Зачем весь этот спектакль? – взрывается он.

– Непонятно, почему я должен понимать, зачем вы сюда приехали. И вообще, мало ли что я понимаю и чего я не понимаю. Я, например, не понимаю, как можно писать пасквили, а потом ещё и грозить весьма уважаемым людям, специалистам высшей квалификации… – я поворачиваюсь к Короткову. – Также я не понимаю, как можно настолько не любить свою газету, чтобы выпускать в печать эти лживые пасквили, подрывая тем самым авторитет издания. Короче, я хочу сейчас услышать от вас о цели вашего визита, дабы быть уверенным в том, что вы не соорудите очередную пакость.

– Саша… – укоризненно произносит Кирилл Сергеевич, но я чувствую, что это только для пристойного вида.

– Вот-вот! Утихомирьте вашего подчинённого, иначе разговора у нас не получится, – вскидывается главный редактор.

– А разговора у нас и так не получается, ведь вы не хотите сказать, зачем приехали. Да и не нужен нам этот разговор с вами, граждане. По-моему, мы уже с вами достаточно наговорились, – и я встаю. – Кирилл Сергеевич, я съезжу к Скорикову, надо с ним всё-таки про шлагбаум поговорить. Задолбали уже эти припаркованные машины!

Кирилл Сергеевич не успевает ответить, как на мой вопрос отвечает главный редактор.

– Мы приехали выяснить у вас, Александр Николаевич, что случилось с нашим Семёном Ильичом, – глухо произносит он.

– А что с ним произошло? – спокойно интересуюсь я.

– После вашей последней встречи он стал сильно заикаться, – звучит короткий и сухой ответ.

– Ну а я-то тут при чём? – удивляюсь я и спокойно объясняю: – Боюсь, вы обращаетесь не по адресу. Вам нужен специалист, а не шарлатан с выдуманными сверхспособностями. Так что – извините…

Замечаю, что Коротков нервно посматривает на часы. О-о! Он же с диктофоном сидит! Я это и чувствую, и вижу.

– Успокойтесь, Семён Ильич. Хватит вам памяти в диктофоне, чтобы всё записать. Долго я задерживаться с вами не намерен. А диктофон лучше вообще положить на стол.

Сказать, что у этой парочки наступает шок, значит, ничего не сказать.

– Кирилл Сергеевич, я думаю, что у вас есть гораздо более важные дела, чем эти беседы. Если эти граждане интересуются мной, то, может, мы переместимся ко мне?

– Конечно, Саша! – с энтузиазмом соглашается он, украдкой мне подмигивая.

В моём кабинете гости рассаживаются на кушетке. Я, естественно, сажусь за свой стол. За время перемещения мне удалось ещё кое-что выяснить в мозгах главного редактора. Очень уж громко он думал.

– Напрасно вы старательно раздумываете, как меня привлечь к уголовной ответственности, – обращаюсь я к нему. – Лженаука недоказуема! Представьте, что вы пишете на меня заявление куда-то там. А как же ваша замечательная статья с не менее замечательным названием «Чистоозёрский шарлатан»? Вам же тогда открыто придётся признать, что вы откровенно врали своим читателям! А обманывать – совсем нехорошо. Вам, наверное, родители в детстве про это говорили?

Над их дурацкими рожами мне очень хочется посмеяться в голос.

Опять повисает пауза. Приходится её прервать.

– Так всё-таки я не понимаю главного – чего вы от меня хотите?

Я подчёркнуто разговариваю только с главным редактором и смотрю только на него.

– Мы хотим, чтобы вы вернули здоровье нашему сотруднику, – жёстко заявляет главный.

Мне предельно ясно, что в нашем разговоре, поскольку он записывается, имеет значение каждое слово.

– То есть вы хотите, чтобы я его вылечил?

– Ну… да… – морщась от понимания того, что разговор складывается совсем не так, как предполагалось, соглашается главный.

– Ещё раз повторяю, – терпеливо объясняю я, – вам нужен специалист, а не шарлатан. У вас ещё что-то есть ко мне?

– Мне, в общем, всё ясно… – бормочет он.

– Давно ли? – издевательски интересуюсь я. – Не с того ли самого дня, когда вам заказали статью про меня? И заплатили, наверное, вперёд?

– Вы… Вы переходите все границы! – возмущённо вскрикивает мой собеседник.

– Мне приходится их переходить, чтобы хоть немного приблизиться к вам. Вы-то их уже давным-давно и далеко-далеко перешли. Вам ведь действительно заказали статью?

Наверно, он не готов ответить на мой вопрос откровенно, потому что снова повисает пауза. Происходящая комедия начинает мне надоедать, и я чувствую, что пора заканчивать.

– Значит, так, – жёстко, с некоторой брезгливостью произношу я. – Копаться в ваших мозгах, гражданин хороший, для меня не самое приятное занятие. Как в дерьме выкупался. Картина мне ясна предельно.

Чёрт возьми! Приходится так напрягаться, а мне ещё сегодня вести приём. В кабинете такая высокая концентрация напряжения! Понимаю, что главный редактор продолжает жадно ждать моего признания в том, что это я воздействовал на Короткова. Хрен тебе!

– Я готов попробовать помочь вашему сотруднику, но при выполнении всех моих условий. Всех! Во-первых, ваша газета публикует все пришедшие в нашу защиту письма. Во-вторых, газета публикует официальное опровержение вашей же лживой статьи с признанием этой лжи и соответствующими извинениями. В-третьих, в этой публикации ваша газета называет фамилию человека, который заказал вам эту статью, с указанием его должности и места работы. Всё. Это вы делаете в течение трёх дней.

– Это невозможно! – подаёт голос главный редактор. – Кроме новостей, на этот период все остальные полосы уже распределены.

Врёт! Это я чувствую!

– Я же вам говорил, что врать нехорошо, – и укоризненно качаю головой. – Вы же сами знаете, что это не так. Так вот. После выхода в свет номера со всем мною перечисленным вы звоните мне, я в городе покупаю вашу газету, читаю и после этого жду у себя вашего сотрудника. Буду лечить.

После сказанного мною у газетчика начался такой активный мыслительный процесс, что не прочесть там фамилию Глухова… просто невозможно.

– Ваши условия чрезмерны, – бормочет он.

– Конечно, они тяжёлые, – соглашаюсь я. – Но мне хочется, чтобы в прессе прозвучала фамилия Глухова. Зачем же вы про себя его ругаете? Это ведь вы польстились на его предложение! И дали команду Короткову. Я не спрашиваю вас, так это или не так, потому что это так! Может, назвать сумму, которую заплатил вам Глухов?

– Не надо! Других вариантов… – начинает главный.

– Других вариантов не будет, – сухо прерываю я его. – Каждый должен отвечать за свои действия, как я отвечаю за здоровье каждого своего пациента.

– Я не могу принять все ваши условия, – вскидывается главный редактор и поворачивается к Короткову. – Извини, Семён…