Виктор Казаков - Соло на баритоне

– Да я и не претендую…

– Мы, – добавил судья, – пока не создали на земле такой порядок, чтобы человеку можно было жить без грехов. Грехи, увы, пока неизбежны.

– Вы правы, ваша честь, – охотно согласился Дорошкин.

Волнение его постепенно ослабевало, хотя виски все еще барабанили мелкой дробью.

Судья развязал черную папку.

Разговор… неожиданно вернулся к началу: судья повторил уже знакомую Дорошкину сентенцию:

– Каждому человеку Верховной Силой определено Высшее Предназначение. Тебе, Дорошкин, как мы сегодня установили, не раз подсказывалось: твое Предназначение – музыка.

– Имеете в виду тот детский сон, духовой оркестр?

– Ты часто плакал, когда слушал музыку…

– Музыка, ваша честь, переносила меня в другой мир, этот мир был острее, откровеннее, ярче, чище повседневного. Это, конечно, фантазии; извините, что перебил вашу справедливую речь.

– Слезы были тебе еще одной подсказкой… Почему, Василий Егорович, ты не стал серьезно учиться музыке?

– В консерватории? Науки, которую нам преподал «Михалка», для консерватории было мало. А университет…

Судья сердито перебил:

– К Предназначенному надо идти, не теряя времени на второстепенное.

Василий Егорович (читатель, надеемся, помнит), в первый раз услышав от судьи о Предназначении, тогда побоялся сказать, что он по этому поводу думает. Но теперь, уже пообвыкнув в новой обстановке и несколько осмелев, решил своих убеждений больше не таить, хотя и не знал, для чего здесь и сейчас ему это нужно.

– Я, ваша честь, не верю, что некая потусторонняя Сила определяет Предназначение человека; не верю и в существование Верховной Силы (или как там она называется). Человек рождается зверем и на «зверском» уровне пребывает до тех пор, пока с помощью наук, искусств и полезной работы не поднимается с четверенек…

Судья снисходительно улыбнулся – так старшие выслушивают умствования еще незрелого, но уже заметно наглеющего подростка.

Дорошкин же продолжал храбриться:

– Допустим, ваша честь, что вы правы: человеку нечто Предназначено на роду. Но если Всевышний все видит и лучше всех знает, как должно быть, почему Он сразу не поставит всех на свои места? Почему так много людей всю жизнь заняты делом, которое не приносит им радости?

Судья вздохнул:

– Всевышний предназначает, но Он вовсе не требует, чтобы человек следовал предназначенному. Он только подсказывает, как лучше. Его подсказки – это, если хочешь, добрый совет. Всевышний дал людям право самим выстраивать свою судьбу, право самим свободно выбирать.

– Люди выбирают то, что полегче.

– Не все, Дорошкин, не все. Иначе на земле не было бы ни искусств, ни наук, ни хлеба, ни заводов. Многие, конечно, выбирают то, что полегче, а потом всю жизнь ноют и жалуются.

– И это – их Предназначение?

– Нет! Это их выбор. Предназначение Всевышнего требовало усилий, воли, энергии, может быть, жертв, но они предпочли жить спокойнее и ленивее…

– Всевышний, ваша честь, высоко, а моему поколению правила жизни устанавливало начальство, которое квартировало пониже. Строгим, между прочим, было начальство. В царской «тюрьме народов» в 1913 году за решеткой сидели 183 тысячи человек; а в «самой передовой в мире» стране к тому году, когда я учился на третьем курсе университета, на «островах» ГУЛАГа «перековывались» миллионы граждан!

От волнения вдруг забеспокоившего сердца последнее слово стало складываться плохо, речь Дорошкина будто запрыгала по каменистым порогам:

– Мизерная зарплата, ваша честь… после университета распределили на работу в сельскую школу… Тогда вообще любили распределять и посылать – на работу, на воскресники, на освоение целины, на стройки коммунизма, на трудные участки… несогласных посылали сами знаете куда… Шесть лет без квартиры… не на что купить то да се; детей кормить, одевать, учить надо… А с трибун заклинают: жить, товарищи, надо будущим, о себе думайте в последнюю очередь, в нашей лучшей стране все – лучшее!.. Государство, чтобы существовать, все время лгало… Жили с завязанными глазами, перепеленатыми ложью душам, только в последние годы вдруг обнаружили, что существовали во лжи, верили в ахинею, воспитали в себе противоестественные свойства, исказили себя. Эти обстоятельства…

Судья строго возразил:

– Обстоятельства, Василий Егорович, – не ровный гладкий автобан с указателями, куда надо ехать. Обстоятельства – это многократно возникающий перед человеком трудный экзамен: ответишь по билету – проходи на следующий курс, не ответишь – оставайся на второй год, а то и вообще всю жизнь топчись на месте или меняй место на более легкое, но не свое.

– Но мы, ваша честь, верили…

– Верили не все. Верили те, кому жить так было удобно: кто-то там думает и решает за нас, живем бедно, но с голода не пухнем, друг другу не завидуем, потому что все живем одинаково… – соблазнительный, скажу тебе, общественно-политический строй!

Поставил в блокноте птичку.

– Тебя, Василий Егорович, всю жизнь сильнее всего звала к себе музыка, но ты не захотел услышать Голос, потому что жить слабее тебе казалось удобнее.

Из черной папки судья достал тетрадку, которую Дорошкин легко узнал, – он называл тетрадку дневником, хотя это и не был в строгом смысле дневник: тетрадка содержала заметки о некоторых современных событиях, а еще в ней были записаны кое-какие мысли и цитаты.

– Тебе, Дорошкин, многое в жизни казалось не таким, каким было на самом деле, – потому что ложным было общее понимание жизни (вы это называли мировоззрением).

Судья открыл страницу, на которой была сделана закладка.

– Прочитай помеченный абзац, – протянул через стол дневник, оставив, однако, в руке закладку, на которой Дорошкин успел прочитать сделанную шариковой ручкой надпись: «Смысл жизни».

Эту страницу Дорошкин хорошо помнил – на ней он когда-то размышлял о том, с чем человек подходит к своему последнему акту жизни:

«Если предположить, что существует некое Разумное Начало, которое все, что создает в природе, создает целесообразно, потом взаимно увязывает целесообразности в некую единую гармонию, то, наверно, мы вправе спросить у этого Разумного Начала: во имя чего в детстве, отрочестве, юности и т. д. прожитые годы добавляют человеку предопределенное природой количество клеток, усложняют человека духовно, делают его умнее, углубляют чувства, дарят новые интересы? Во имя какой целесообразности это делается? Для того, чтобы к последнему акту человек пришел потеряв все – здоровье, ум, интерес к жизни?.. Дети? Взрослые, надежно вставшие на ноги дети? Но они – уже другая жизнь, а твой удел – лишь достойно, без страха и паники, умирать? Природа же, как мудрый анестезиолог, еще и облегчит процесс – ослабит память, сузит интересы, мозг не взволнует сердце новой мыслью… Если предположить, что жизнь разумна, такой конец кажется нелогичным. Да, умирают клетки, медленнее работает ум, сужаются интересы, но все это должно же чем-то компенсироваться – естественные потери должны же заполняться чем-то не менее ценным – тем, что не было дано человеку в прежних актах жизни! Так чем же компенсируются потери?.. Ничем не компенсируются. Прожил человек жизнь – и ушел. И все. За спиной – новое поколение».