Вадим Россик - Блеск тела

– Ты где? – ласково прошелестел Большой Плохой Парень в трубку.

– Окультуриваюсь в какой-то занюханной деревеньке, – ответил Изверг.

Большой Плохой Парень охотно посмеялся. Потом серьезно сказал:

– Все же пора активизироваться. Клиенту срочно нужен его жмур. Не будем тянуть. Давай заканчивать с этим делом. Пришло время становиться грубым киллером, побыстрее всех прикончить, а жмура доставить в Питер. Клиент будет рад как слон.

– Зачем ему дохлый мужик? Что это за важная персона? Близкий родственник клиента?

– Не думаю. Похоже, в мужике что-то спрятано. Нечто очень дорогое, судя по той цене, которую согласился заплатить клиент. Ничто другое мне в голову не приходит.

– Может быть, стоит посмотреть, что у него внутри? – спросил Изверг. В ответ Большой Плохой Парень шепнул:

– Дай мне сутки – я наведу справки.

Утро четверга в Бухалово оригинальностью не отличилось – влажный холод, прохладный свет, мокрые от росы огороды. Птичий гомон, лай собак, скрип калиток. В воздухе – уютный запах печного дыма, навоза (куда же без него в деревне?) и неподражаемая свежесть природы. В целом весь букет ароматов говорил о том, что лежебокам пора вставать. Ку-ка-ре-ку, засони! Новый день уже на дворе!

Очкарик и Доброе Утро одновременно открыли глаза. Они лежали, прижавшись друг к другу, на широкой кровати в одной из бесчисленных комнатушек вадикпеченкинского лабиринта. В комнатушке было темно – из-за плотно закрытых ставен.

– Жека, как ты? – спросил Очкарик, нашаривая под подушкой футляр со своими очками.

– Нормально, только костром весь провонял и голова раскалывается.

– У меня тоже, но это неизбежное зло алкоголизма.

Очкарик надел очки, сунул в рот мятную жвачку и посмотрел на Доброе Утро. За ночь тот явно пришел в себя. На лице друга опять возникли добродушие и толерантность. О кошмаре в бане напоминали только ссадины, царапины, синяки, легкие ожоги на лице, руках и упитанном теле Доброго Утра. Впрочем, сам Очкарик тоже выглядел не лучше.

Вчера их спас участковый. В тот момент, когда казалось, что всем им уже окончательный конец, неподдающаяся дверь бани вдруг распахнулась. На пороге, качаясь, стоял Пал Палыч. Он громогласно чихнул от едкого дыма и произнес заплетающимся языком:

– Выбирайтесь из этой душегубки, бедоносцы. Вы умрете не сегодня.

Дважды просить ему не пришлось. Пацаны с воплями радости бросились на свежий воздух, чуть не сбив участкового с ног. И вовремя. Едва последний из них – Миша-Манучехр – покинул предбанник, как горящая крыша окончательно провалилась. Столб пламени взметнулся выше деревьев. Очкарик и Доброе Утро еле успели оттащить участкового от бушующего огня. Возле бани уже суетились орущие благим матом сельчане. Кто тащил ведра, кто огнетушители, кто бегал просто так. Появившийся во дворе с ворохом свежесорванного спорыша в руках дед Брюсли сразу же включился в руководство тушением пожара.

Крика и бестолковщины, как обычно, было много, но, в конце концов, бухаловцы залили водой и пеной полыхающие остатки бани, а затем, громко браня беспокойных соседей, разошлись по домам. Пожарные так не приехали, да и кто бы их вызвал? Желающих ночью шагать в гору на кладбище, чтобы позвонить, не нашлось. Но, в общем-то, все сложилось вполне удачно. Плохая новость заключалась лишь в том, что баня сгорела. А хорошая – в том, что огонь потух, и пожар не перекинулся на соседние строения. Голые, перемазанные, израненные участники мальчишника наскоро вымылись у колодца, раны обработали йодом. Гости были определены на ночлег у Печенкиных. Едва Очкарик и Доброе Утро упали на широкую кровать, как мгновенно уснули.

– Чем это пахнет? – спросил Очкарик, настороженно поводя носом.

– Дымом?! Опять пожар?! – испуганно вскрикнул Доброе Утро, вскакивая с постели и лихорадочно натягивая на себя какую-то одежонку.

– Да не трясись ты так, «пончик». Вроде чем-то вкусным тянет, – успокоил друга Очкарик. Он тоже встал и принялся неторопливо одеваться. Собственная одежда друзей осталась в сгоревшей бане, но у Вадика Печенкина нашлось для них кое-что из собственного гардероба. Например, черные спортивные штаны и черная футболка для Очкарика. Так что своего мрачного стиля он не утратил. Правда, в отличие от одежды для Доброго Утра, дареный наряд был тощему долговязому Очкарику коротковат и болтался на нем как на бельевой веревке, но все же это было лучше, чем совсем ничего.

Запах привел друзей на тесную кухню, где Морковка, стоя возле электроплитки в белых тапках с загнутыми носами, жарила на большой чугунной сковороде картошку с грибами. За столом сидел дед Брюсли и, чередуя руки, сжимал свой эспандер. На столе перед дедом стояла кружка со спорышем.

– Мегапривет! – сказал Доброе Утро, чувствуя дежавю. Очкарик молча кивнул.

– Доброе утро, погорельцы! – откликнулся дед Брюсли. – Спорыша хотите?

Морковка, энергично перемешивая ложкой картошку на сковороде, съехидничала:

– Как спалось на новом месте? В дружбе и засосах?

Доброе Утро отмахнулся от ее грязных намеков и задал вопрос:

– А ты где вчера вечером пьянствовала, Алёна? Тут у нас такое было!

– Я «гудела» на девичнике у соседей. А про ваш фейерверк мне дед уже все рассказал.

Дед Брюсли спросил девушку:

– Ну и как? Понравилось на девичнике?

Морковка пренебрежительно фыркнула.

– Я увидела там только два довольных лица. Это были невеста и ее мать. Остальные девушки жестоко страдали от неизлечимой зависти.

Морковка разложила картошку с грибами по тарелкам и поставила на стол.

– Ешьте. Похмеляться нечем. Если хотите пить – кроме волшебного спорыша есть простой чай «Попа мертвеца».

– Почему такое экзотическое название? – засмеялся Доброе Утро.

– Потому, что он желтый и холодный. Заварки мало и лень чайник греть.

Все принялись за еду. Морковка не любила готовить, но умела, поэтому все с удовольствием позавтракали. Доброе Утро даже попросил себе добавки. Он любил грибы. Когда тарелки опустели, и наступил черед чая и спорыша, дед Брюсли спросил двух друзей:

– Как же вас угораздило баню подпалить?

Доброе Утро пожал плечами.

– Не знаю. Крыша загорелась. Мы поздно заметили и хотели выскочить на улицу, но не смогли открыть дверь. Нас Пал Палыч спас. Он во дворе спал. Его собака разбудила. Начала лаять на пожар – вот он и проснулся.

– А почему дверь не открывалась? – заинтересовалась Морковка.

– Не знаю. Пацаны ломились изо всех сил, но ничего не выходило. Мы уже думали, что все – хана нам всем!

– Странно это, – протянул дед Брюсли. – Надо у участкового узнать, как он открыл дверь.

– А ты где была, Алёна? – спросил Очкарик.