Алексей Ефимов - C-dur

Пьяные глаза Славы, на дне которых клубилось что-то темное, страшное, остановились на Саше:

– Саня, я скоро сдохну. У меня ВИЧ.

Впоследствии Саша не мог вспомнить, что он почувствовал в тот миг. Это был эмоциональный шок.

Он не стал ничего спрашивать, а Слава – рассказывать. Слава молча пил пиво, а он – сок.

– Тебя подбросить до дома? – спросил он через какое-то время.

– Нет. Саня, почему все так? Не так мы хотели. Жить. Счастья… Саня, где наше счастье?

Взявшись за кружку, Брагин замер. Его взгляд был пуст и мертв. Оцепенение длилось две-три секунды, после чего он донес-таки кружку до рта. Он пил медленно, без прежнего удовольствия. Он не мог не пить. Газы били в нос. Пиво не лезло.

Дальше – больше.

Развернувшись вполоборота и закинув руку за спинку стула, он с минуту молча смотрел на девушек в фирменных кепи за барной стойкой, а после громко спросил:

– Есть кто-нибудь?

Девушка, обслуживавшая их столик, подошла к ним.

– Можно водки? Грамм сто. – Два пьяных глаза смотрели на девушку.

Та взглянула на Сашу: не хватит ли вашему другу?

Саша вмешался:

– Слава, не надо.

– Саня, я в норме. – Слава поднял руку. – Девушка, мы долго не виделись. Есть у меня право выпить? Есть?

Саше было стыдно за Славу.

– Будьте добры, счет.

Этим он дал понять, что нет смысла спорить.

Девушка пошла к бару, но тут Брагин взъершился.

– Эй! – крикнул он ей, пьяно и агрессивно. – Слышала? Сто грамм водки!

– Слава, не надо.

Брагин не реагировал.

– Слава, посмотри на меня.

Тот посмотрел.

– Без водки, ладно?

– Сань, почему? Жалко сто грамм? Все, я сваливаю. Эй, рассчитайте! Я свободен!

Он громко сказал это и тут же стал напевать тихим голосом:

Он смотрел как зомби в пространство.

Взяв кружку, он в несколько глотков допил пиво и больше не проронил ни звука.

Девушка принесла счет.

Саша вынул бумажник.

– Саня, я тоже. – Брагин сунул руку во внутренний карман куртки.

– Я заплачу. – Саша вытащил деньги.

Брагин выудил из недр куртки несколько мятых сотен.

– Сколько с нас? – Он стал изучать счет и делал это добрые десять минут. Потом он положил деньги на стол перед Сашей.

– Вот. Еще буду должен.

– Слава, я угощаю.

Брагин вперил взгляд в Сашу:

– Саня, я сам. Помнишь, сбрасывались в общаге? Все было поровну, по справедливости. По спра-вед-ли-вос-ти.

– Мне здесь не нравится, – сказал он после паузы. – Сваливаем.

Он встал. Его сильно качнуло. Опершись о спинку стула и вновь обретя шаткое равновесие, он двинулся к выходу. Взяв со стола мятые сотни, Саша догнал его.

У выхода Брагин остановился. Глядя на официанток, он ухмыльнулся пьяно и криво:

– Знаете, милые, в чем разница между вами и мной?

Одна девушка хмыкнула, вторая громко хихикнула.

– Отличие в том, что вы думаете, что знаете, что такое свобода, а я знаю, что ее нет. Вы думаете, что знаете, что такое жизнь и смерть, а я знаю, что вы еще слишком молоды и глупы, чтобы это знать. Адьюс!

Они вышли. Саша – с большим облегчением, Слава – пошатываясь.

Официантки переглянулись. Одна покрутила у виска длинным искусственным ногтем.

– Саня, ты видел их? – Брагин дернул плечами. – Мозг как у куриц. А насчет водки ты прав. Лучше без водки.

Они подошли к «Audi».

Здесь Брагин замялся.

– Это… Я сам. Саня, не парься.

– Я и не парюсь. Я доставлю тебя в целости и сохранности к месту жительства. Ты же не хочешь в медвытрезвитель?

– Был я там, Сань. Очень душевное место и люди тоже душевные. Бьют ласково, деньги забирают не все. Саня, до скорого. Даст Бог, свидимся.

Он протянул Саше руку.

– Слава, будь аккуратней.

Пока они жали друг другу руки, Брагин смотрел сквозь Сашу и думал о чем-то. Когда их взгляды встретились, он сказал пьяно:

– Ты главное, помни, как было в общаге. Как пели песни. Как было здорово, Сань. Жизнь штука страшная. Или ты ее, или она – тебя. Помнишь Ницше?

– «Что не убивает меня, то делает меня сильней»?

– Нет. «Когда-то хотели они стать героями, теперь они сластолюбцы».

– В точку.

– Да, Сань.

– Рад был тебя видеть.

– Я тоже.

– Удачи.

– Я уже мертв, Саня. Мне она не нужна. Только тебе.

Слава пошел прочь.

Саша сел за руль в подавленном состоянии.

Он нагнал Брагина у выезда со стоянки.

– Слава, может, доедем?

– Нет, Саня, спасибо. Я прогуляюсь.

– Ладно.

Он протянул Славе визитку.

– Здесь мой мобильный.

– У меня нет телефона. Я свой посеял по пьяни, а номер не помню. Я твою карточку, Саня, возьму, но не буду тебе звонить, честно тебе скажу. Не кафель же класть у тебя на заводе. Я ненадежный работник, пью много и часто.

Саша не знал, что сказать. Весь словарный запас склеился в плотную вязкую массу, из которой он не мог ничего выудить. Это состояние длилось пару долгих мгновений, после чего он сказал сдавленным голосом:

– Слава, ты главное не сдавайся.

– Я сдался, Саня. Но я вот что скажу: я прожил жизнь не зря. Я понял, что в ней есть смысл. Знаешь, какой?

Сзади подъехал пузатый двухдверный «RAV4» и коротко просигналил.

Длинноволосая блондинка нервничала.

– Саня, смысл в любви. Не только к ним. – Брагин кивнул на сидевшую за рулем женщину. – Вообще. К жизни. Смысл жизни, Сань, – в любви к жизни. Слышите, барышня? – Он громко сказал это, а женщина вновь посигналила.

– Барышня, вы не согласны?

– Что? – Та наклонила голову к опущенному стеклу. В ее голосе слышалось раздражение.

– Я говорю, смысл жизни в том, чтобы любить жизнь, а не только таких красоток, как вы.

Женщина растерялась. Ее программа дала сбой, требовалось время на перенастройку.

– Дорогу дадите, философы? – с улыбкой спросила она.

– О! – обрадовался Брагин. – Дело другое! Дама хочет проехать. Мы загораживаем ей путь к счастью.

– Как можно?

Глянув в зеркало заднего вида, Саша сказал громче:

– Девушка, я уезжаю. Будьте счастливы! Ты, Слава, тоже.

Они пожали друг другу руки.

«Audi» тронулась с места.

Проезжая мимо Брагина, женщина бросила на него взгляд – что за фрукт? что за пьяный философ? – и вырулила на улицу Ленина.

Брагин шел к площади Ленина.

Ему стало жарко, и он расстегнул куртку. Не обращая внимания на людей (не было в них ничего интересного), он пил пиво из банки и думал о том, что нет больше денег. На две десятки, найденные в заднем кармане джинсов, он купил теплое «Жигулевское», и больше не было ни копейки.

На площади Ленина он сел в троллейбус, зайцем проехал несколько остановок и вылез на Грибоедова.

Здесь начинался частный сектор Октябрьского района: вросшие в землю домики и бараки, грязные улицы, бедность и безнадега. Здесь много пьяниц и стариков. Пьют денно и нощно. Режут друг дружку по пьяни и даже вспомнить не могут наутро, как было дело. Есть садоводы. Они выращивают фрукты и овощи под слоем пыли и копоти и втюхивают их жителям города с присказкой «это с собственной грядки, без химии», нисколько не привирая. С собственной грядки? Да. Без пестицидов. Каждый крутится в жизни как может, а если не может, то жизнь скручивает его – и на свалку.