Елена Харькова - Девочка моя ненаглядная

Танец закончился, и молодожёны под дружные овации гостей удалились в брачные покои, которые находились здесь же, в гостинице.

Варя безвольно стояла, пока Григорий раздевал её.

– А ты разве не хочешь мне помочь раздеться? – то ли спросил, то ли приказал он.

Она послушно расстегнула его пиджак и вдруг увидела спрятанный за пояс брюк пистолет, с которым он никогда не расставался. Варя ловко выхватила пистолет и, направив на Григория, отошла на несколько шагов.

– Я не буду твоей женой! – трясущимися губами сказала она, сжимая пистолет двумя руками.

Но Григорий невозмутимо направился к ней.

– Не подходи! Я тебя убью!!! – прошептала Варя, глядя на него безумными глазами.

Григорий подошёл вплотную к девушке и упёрся грудью в ствол пистолета, даже не пытаясь его вырвать из её рук.

– Убивай, – очень спокойно сказал он.

Варя уронила пистолет на ковёр и заплакала:

– Я ненавижу тебя! Ненавижу!

– Нет. Ты меня любишь! – уверенно сказал Григорий и властно повалил её на кровать.

На следующий день Григорий привёз Варю в свой дом.

– Ну вот, жена, теперь ты здесь хозяйка, – сказал он, лишь только они зашли на порог. – Я ухожу по делам, приеду домой вечером. Жди меня.

Он вернулся в машину и уехал. А Варя осталась в растерянности стоять у порога.

– Ну что же, теперь это мой дом, Григорий – мой муж, в общем, это моя жизнь, – сказала Варя сама себе, тяжело вздохнула и решительно прошла в комнату.

Весь день Варя изнывала от безделья. Она и телевизор посмотрела, и поспала, и книжку почитала. И уже к вечеру она с нетерпением стала ждать мужа. От ненависти к нему не осталось и следа. Варя просто заставила себя вычеркнуть из памяти всё плохое. Она постаралась не думать об ужасах последних дней, словно их и не было. Варя как бы начала свою жизнь заново, с чистого листа. Ведь в её мире всегда должны царствовать гармония и радость. Иначе она жить не может, да и не хочет!

Вот только предательские зеркала опять добавили грусти в её глаза. Та легкомысленная и весёлая Варька всё дальше и дальше уходила от неё, уступая место слишком серьёзной и даже печальной женщине.

Григорий вернулся только в семь часов вечера. Варя в вечернем наряде вышла ему навстречу.

– Наконец-то ты вернулся! – она покорно поцеловала мужа. – Поехали скорее в ресторан! Я такая голодная!

– В ресторан? – удивился Григорий. – Я вообще-то женатый человек, поэтому хочу ужинать дома. Ты что-нибудь приготовила?

– Я? – растерянно улыбнулась Варя. – Ты что, Гриш, я же совершенно не умею готовить!

– Вот как? Тогда поехали, – Григорий взял Варю за руку и повёл к машине.

Но привёз Григорий молодую жену не в ресторан, а к матери.

– Ты хочешь у моих поужинать? – недовольно скривилась Варя. – Не очень хорошая идея. Я вообще-то ещё не успела по ним соскучиться.

Но муж ей ничего не ответил, он просто обнял её за талию и повёл к лифту.

– Ой, кто пришёл! – заворковала Татьяна Ивановна. – Дорогой зятёк с Варенькой пожаловали! Ну, проходите, проходите, милости просим! Сейчас чай попьём.

Но Григорий проходить в комнату не стал.

– Вот вам, мамаша, ваша дочь. Я её заберу через неделю. Чтобы за это время вы её научили прилично готовить. Понятно?

– Понятно, – растерянно захлопала глазами женщина.

Григорий открыл дверь и вышел из квартиры.

– Гришенька, вы куда? Даже чаёк с нами не попьёте? – высунулась в коридор тёща.

– Нет. Я в ресторане поужинаю, – безапелляционно ответил Григорий и уехал на лифте.

Татьяна Ивановна пожала плечами и посмотрела на понурую Варю.

– Ну что, дочка, пойдём на кухню, – тяжело вздохнула мать.

Так началась Варина семейная жизнь…

На похороны Саши приехали двоюродные родственники из Саратова: очень нервная, при этом жутко худая, словно высохшая Елизавета Егоровна и её флегматичный обрюзгший муж Николай Фомич. Пришли ещё соседи, друзья Саши, бывшие одноклассники и работники автомастерской. Народу на кладбище собралось очень много. Многие, даже мужчины, плакали. Маришка все похороны стояла словно во сне. Её постоянно кто-то тискал, прижимал к себе, гладил по голове, жалел… А она сквозь текущие по щекам слёзы видела всё как в тумане.

«Саньки нет! Нет больше Санечки!!!»

Все друзья и знакомые Саши не могли поместиться в небольшой квартирке за столом. И Елизавета Егоровна на правах единственной оставшейся у Маришки родственницы взяла организацию поминок на себя и в квартиру пустила лишь соседей.

Маришка угрюмо сидела за столом и вполуха слушала взрослые разговоры о том, каким замечательным парнем был Саша и как им жалко сиротку, которую теперь наверняка отправят в детдом.

Елизавета Егоровна дёрнула мужа за лацкан пиджака.

– Слышь, Коля, а квартирка-то какая хорошая! – тихо шепнула она ему в самое ухо.

– Хорошая, – согласился муж, отправляя в рот большой кусок котлеты.

– Да ещё и в Москве! – поджала губы в задумчивости Елизавета Егоровна.

– Да, в Москве, – важно сказал муж, закусывая котлету половинкой варёной картофелины.

Маришка сидела напротив, положив голову на руки, и с интересом наблюдала, как родственник смачно чавкает и заглатывает, почти не прожёвывая, огромные куски. Девочка даже забыла о своём горе, завороженная этим удивительным зрелищем.

«Надо же! Целиком глотает, прям как удав кролика! И не подавился! Да он талант!»

– Тут, наверное, метров сорок общей площади будет! – жадно сверкнула глазами Елизавета Егоровна.

– Сорок пять! – уточнил Николай Фомич, булькнув водкой и довольно крякнув.

– Да ну, откуда здесь сорок пять? – скривилась жена. – Я точно знаю: сорок!

– Хорошо, пусть будет сорок. Нам-то какая разница? – согласился Николай Фомич, водя глазами по столу и выбирая, чего бы ещё положить на свою тарелку. Наконец цель была выбрана, и мужчина, кряхтя, потянулся через весь стол за селёдкой.

– Как это какая? – возмутилась жена. – Жорик собирается учиться в Москве, а у тебя почему-то голова не болит, где наш сынок будет жить в этом ужасном городе!

– Москва – хороший город, – добродушно улыбнулся Николай Фомич, перекладывая из селёдочницы к себе на тарелку пять кусков и горку лука. – А Георгий будет жить в общежитии при институте.

– В общежитии! – закатила глаза Елизавета Егоровна. – В этом вертепе разврата и уголовщины! Да ты знаешь, что там могут сделать с нашим мальчиком?

– Что? – наконец он оторвал взгляд от еды и одарил своим вниманием жену.

– Как это что? Ну это… – никак не могла придумать что-нибудь вопиюще-ужасное Елизавета Егоровна, поэтому сменила тему: – Куда ты себе столько селёдки наложил? Тебе нельзя солёное! Опять будешь пить воду вёдрами, а потом мучиться с отёками!