Александр Филиппов - Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)

– Все! Без подробностей! – предостерегающе поднял руку Новокрещенов и объяснил побелевшей Ирине Сергеевне: – Шутит он. – И рыкнул на Ваньку: – Думай, что при женщине говоришь!

– А че! – возмутился Ванька. – Мы-то своего пальцем не тронули! Подумаешь, посидит в погребе, с Лариской познакомится. Все веселей, вдвоем-то!

– У вас там… еще и женщина? – в испуге округлила глаза Ирина Сергеевна.

– Да не-е… – осклабился Ванька. – Лариска – это крыса. В подполе живет. Огромная такая, жирная… Я на нее капкан ставил – не идет. Умная, тварь. Ну ничего, теперь и она сгодится – чечика охранять.

– Ладно, мужики, кончаем разговоры. Что сделано, то сделано. Завтра встречаемся, как договорились, – Самохин, повернувшись к Ирине Сергеевне, предложил: – Давайте я вас провожу. По пути ведь.

Ирина Сергеевна, покосившись на то место, где под полом сидел чеченец, встала, думая с ужасом: «Неужто и Славик мой в таком подполе сидит?»

Рано утром Ванька помчался на военный аэродром, чтобы договориться о переправке письма в Чечню, а Новокрещенов собрался нанести визит чудесному доктору Кукшину, окопавшемуся в «Исцелении».

В этот раз он не стал маскироваться под «нового русского», но по причине деликатности предстоящей миссии одевался тщательно, придирчиво разглядывая свое отражение в ртутном озерце старинного зеркала, сознавая с удовлетворением, что с недавних пор собственное отражение нравится ему все больше.

Запертого в подполе пленника оставлять без присмотра не опасались. Люк закрыли снаружи на железный засов, а сверху придавили тяжелым шифоньером. Кричать, звать на помощь тоже бесполезно – крышка и половичок надежно глушили звуки. Да и вряд ли чеченец решится поднимать шум. Он, кажется, так и не понял, что с ним произошло и почему он внезапно попал из зоны вначале в больницу, а потом в темный подвал.

Накануне, с наступлением вечера, Ванька, посвечивая фонариком, спустился к нему, развязал руки и, продемонстрировав для убедительности револьвер, пообещал прострелить голову, если пленный зашебуршится. После чего передал чеченцу пластиковую бутылку с водой, буханку темного дарницкого хлеба, присовокупив к ней огромную сочную луковицу с кулечком соли.

– Ты его, как папа Карло Буратино кормишь, луковкой-то, – съехидничал Новокрещенов и, заметив Ванькино недоумение, пояснил: – Ну, помнишь сказку такую? Про Буратино. Там папа деревянного мальчика луковицей кормил…

Ванька пожал плечами обиженно:

– Я книжек отродясь не читал. А хлеб да сало с луком – мировой сухпай. Свинины чечику как мусульманину не полагается, так что пусть хлеб с луком хряпает. Там сплошные витамины. Они-то, ребята рассказывали, нашим пленным и такой шамовки не дают. Пока с голоду не сдохнет, а там поглядим. Я ему разносолы готовить не собираюсь, – и, запирая узника на ночь, наказал внятно: – Сиди, гнида, молча. Вякнешь – спущусь и язык отрежу.

С тех пор из подпола не доносилось ни звука, и Новокрещенов с легким сердцем собирался на встречу с «целителем».

Удача наконец обернулась к нему сияющим победно ликом. Операция по изыманию чечика вначале из колонии, а потом и из больницы прошла как по маслу. Федькино имя легко открывало любые, даже самые неприступные, двери.

Утром в понедельник конвой доставил ничего не понимающего заключенного в больницу. Весь этот и следующий день вокруг него хлопотали заботливые доктора. Брали анализы, просвечивали рентгеновскими лучами, придирчиво просматривали его нутро на экране мониторов суперсовременных компьютерных томографов, кивали сочувственно над змеистыми лентами кардиограмм. Новокрещенов, натянув белый халат, со свойским видом прохаживался здесь же, косясь на арестантскую палату и двух охранявших ее сонных, замороченных больничной суетой «сверчков»-конвоиров.

Через пару дней где-то там, в недостижимых для простого смертного медицинских верхах, состоялся консилиум, и умудренный полувековым клиническим опытом профессор-онколог, просмотрев кипу бумаг с результатами обследования пациента, собственноручно вписал в его историю болезни не оставлявший надежд страшный диагноз. А через два дня была подготовлена документация на предмет досрочного освобождения из мест лишения свободы безнадежно больного осужденного Исы Асламбекова.

Судя по заключению врачебной комиссии, он был настолько болен, что не мог прибыть на заседание суда. И решение об освобождении состоялось в его отсутствии. После чего приехал колонийский офицер и, предъявив «сверчкам» подписанную судьей и проштампованную гербовыми печатями бумагу, снял конвой, предоставив освобожденного с этой минуты его незавидной участи умирающего.

Здесь-то и подоспел на помощь болезному заботливый родственник в лице Новокрещенова. Кликнув через санитарку ожидавшего в приемном покое с узелком «вольной» одежды Ваньку, он с его помощью растолкал задремавшего было безмятежно после постного больничного обеда чеченца, заставил одеться и быстро вывел, ошарашенного, в чахлый скверик во дворе диспансера. Здесь их с нанятым заранее водителем уже поджидал хмурый, до конца судя по всему не веривший в успех операции Самохин.

– Ну вот, а ты, майор, сомневался! – оживленно попенял Самохину Новокрещенов, заталкивая на заднее сиденье ничего не понимающего, наряженного в затрапезную одежонку, похожего на бомжа чеченца.

Самохин покачал головой, а потом буркнул сварливо:

– Знал я, что бардак в стране, но чтоб до такой степени… Видать, в тюрьмах нынче одни дураки сидят. Освободиться теперь – раз плюнуть…

А Новокрещенову нужно нанести еще пару-тройку визитов.

Неделю назад, поприжав замшелого профессора-онколога, Новокрещенов выудил из его картотеки несколько адресов излеченных якобы от смертельного недуга пациентов Кукшина, факт чудесного исцеления которых заверил профессор своей подписью. А позавчера побывал у белобрысого участкового Петрова, порасспросив его, как движется расследование Фимкиной смерти.

– Да никак, – пожал тот плечами. – Факт самоубийства не вызывает сомнений, а то, что диагноз, выставленный докторами, не подтвердился, так за это не судят…

– А если… диагноз липовый поставили… с корыстной целью? – напирал Новокрещенов и объяснил ничего не понимающему милиционеру: – Ну, чтобы отомстить, например. Журналистка злоупотребления медиков расследовала, вот они и поставили ей диагноз такой, чтоб обо всем позабыла и своим здоровьем занялась. Чисто теоретически такое можно предположить?

– Можно, – согласился участковый.

– И если так, то под какую статью уголовного кодекса такое деяние подпадает?

– Ну, я не знаю… – развел руками старший лейтенант. – Подобных случаев, честно говоря, не припомню…