Олег Ершов - Катунь Коварная

Выпустив очередную порцию едкого дыма и сделав глоток коньяка, Петухов все же попытался вспомнить автора прочтенных строк, но побродив по закоулкам своих мысленных кулуаров и не найдя там ничего подходящего, вновь затянулся очередной затяжкой горького дыма. Почувствовав неприятную боль в груди, он затушил в пепельнице недокуренную папиросу, встал и приоткрыл форточку.

– Да, старею! – сказал вслух Петухов. – Надо по приезду обратиться к врачу, а то совсем что-то мотор начал барахлить. Пора бросать это занятие. Ни к чему хорошему это не приведет. – Настраивал себя Андрей Иванович.

Постояв немного перед окном, оглядывая из своего гостиничного номера окрестности вечерней Москвы, Петухов проветрил комнату и лег спать. Он надеялся, что выпитый алкоголь быстро унесет его от рабочих проблем, навалившихся огромной дождевой тучей за последнее время. Но внутренний мир иногда складывается совершенно по-другому, никак ни в пользу своего хозяина. Действительно, короткий сон не заставил себя долго ждать. Он сразу растерзал хозяина гостиничной кровати. Петухов только прилег на подушку, моментально провалился в какой-то сумасшедший сон. Пробираясь сквозь адские страсти, он с жалобным криком проснулся и, вскочив, сел на кровать, схватил подушку и прижал ее к груди.

– Чёрт знает что! Приснится же такое. – Вслух пробормотал Петухов, оглядывая темную комнату. – Да что же это такое, вроде бы уже полвека прожил, а пугаюсь все еще как в детстве. – Начал мысленно ругать себя он.

Оглядывая испуганным взглядом комнату, Петухов пытался зацепиться хоть за что-то, что помогло бы ему снять внутренний стресс, но кроме мягкого серебристого лунного света на противоположной стене он ничего не увидел.

Какой-то дурацкий испуг волновал его, вбивая в голову какую-то чушь. Петухов, как в детстве, выставил вперед две фиги, быстро вскочил и щелкнул выключатель.

Яркий свет электрических лампочек, находящихся в красивой люстре на потолке, булатным лезвием резанул по его глазам. Петухов зажмурился и, не убирая фиги на руках, громко рассмеялся. Протерев глаза и проморгавшись от яркого света, он наконец-то включил свет в туалетной комнате, дверь которой оставил открытой. Выключив основной свет, он вновь лег в кровать, но уснуть он больше так и не смог до самого утра. Лишь под самое утро его организм устал сопротивляться бесполезным мыслям, и погрузил его в мягкий здоровый сон. Всю ночь предстоящая сложная работа не давала покоя Петухову. Мысли перехлестывались, как горные весенние ручьи, бегущие вниз по склону. Он пытался выстроить какой-то план действий, но на следующем этапе все срывалось и он, перевернувшись на другой бок, начинал все сначала. И только одна мысль успокаивала его в этих предрассудках, это то, что у него завтра был целый день выходной. Только поздним вечером он должен был лететь в Барнаул. А значит, он может выспаться до обеда и сделать все свои личные дела. В конечном итоге, плюнув на все, Петухов в очередной раз отвернулся к стенке, когда уже посветлело в комнате, и заснул, думая о том, какие подарки он привезет из Москвы.

Внутренний часовой механизм, натренированный за долгие годы, в очередной раз с отличием справился со своей задачей. Ровно в семь часов Петухов открыл глаза и сразу пришел в сознание. Не раздумывая, он сел на кровать, потянулся и зевнул. Быстро встал и распахнул окно. Свежий морозный воздух ураганом ворвался в теплую просторную комнату, растопырив шторы в разные стороны, надув их как парашюты. Где-то из-за высотных зданий, пронзая своими красными лучами дворовые территории, выглядывало огромное весеннее солнце. По привычке посетив туалет, он хотел сделать короткую зарядку, но, почувствовав непонятную слабость и тяжесть в голове, решил сделать себе выходной. Понимая, что вчерашний коньяк был для сегодняшнего дня совсем некстати, Петухов принял душ и на два раза почистил зубы. Сделав растирание холодным полотенцем всего тела, он быстро составил план на целый день и через пятнадцать минут уже приступил к его реализации. Вызвав по телефону служебную машину, он позвонил в Крайком, сделал все распоряжения, потом позвонил домой, сообщил, что все в полном порядке и, вдохнув весеннего настроения, растворился в Столице до самого вечера, выполняя поставленный план одного дня, который он задумал уже очень давно. Исколесив большую часть территории Москвы, выполнив весь список действий личного характера, уже поздно вечером Петухов прибыл в аэропорт.

Очередное утро чуть забрезжило яркой розовой полоской вдоль горизонта восточного небосклона. В центре села, на автобусной остановке под фонарем, собрались доярки, ожидая служебную машину. Деревенские петухи громко перекрикивались через все село, как бы соревнуясь между собой, кто громче и ярче донесет до всех спящих, что утро уже пришло и пора приниматься за работу. Женщины, собравшиеся к своим буренкам на остановке, также громко как сельские петухи, обсуждали вчерашние новости, произошедшие в селе, да и не только в селе, а даже далеко за его пределами.

Миронова осторожно подошла к своим коллегам по работе, прислушиваясь к первым утренним новостям. Поздоровавшись и перекинувшись парой фраз с работницами фермы, она поняла, что никто и ничего не знает про ее вчерашний вечер, когда она встретилась случайно с новым управляющим фермой Петриковым. Тяжкий камень возможного обсуждения и позора упал с ее плеч и облегчил ее сердцебиение на некоторое время. Только соседка тетя Маша, как-то с иронией спросила, о том, разыскала ли Настя вчера потерянную корову.

Автомобиль Газ-53 с деревянной будкой в кузове, оббитой оцинкованной жестью, лихо подкатил к остановке, остановившись на развороте, запылив собравшихся женщин.

– Ах, ты, Холера!!! – Все как одна закричали женщины. Так они называли своего шофера, получившего еще с малого детства такое прозвище, за то, что он с малолетства передразнивал своего старого деда, который давно уже ругался такой поговоркой «Холера тебе в рот», если вдруг у него что-то не заладится. А самого шофера звали Славка Жданов. Он уже несколько лет назад отслужил в Армии, но все ни как не мог угомониться и привыкнуть к гражданской жизни. Он так привык к солдатской форме, что армейский китель и ремень носил уже несколько лет на гражданке. Нет, не от того, что ему нечего было надеть, а просто он задержался в дембелях и все пытался вскружить местным девчонкам голову, давая понять, что он первый парень на деревне.