Олег Ершов - Катунь Коварная

Ей показалось, что Виктор Андреевич, вошел в нее весь и без остатка, через свой, огромный и пламенный мужской орган. От этого она еще больше застонала, вызывая тем самым тройную богатырскую силу ее партнера. Они слились, как единый организм, пульсируя в такт своим сумасшедшим желаниям. Ни что не могло остановить природную машину любви и страсти. Выдыхая, как поровая машина, Петриков совершенно не понимал, откуда в нем берется столько жизненной энергии направленной к этой женщине, которая совсем не симпатизировала ему. Но с каждым движением своего тела, его силы удваивались, и мощный огонь разрывал его изнутри, пытаясь найти хоть мизерную лазейку, чтобы вырваться из крепкого плена. Настя чувствовала, каждое его движение, каждую его сильную стальную мышцу взрослого тела. Она пыталась всем организмом вогнать его в себя, чувствуя, как его огонь быстро перетекает в ее взрывающееся лоно, помогая изо всех сил, двигаться ему на встречу. Еще одно мгновение и она крепко сжала свои сильные пальцы на его спине, глубоко впиваясь, коротко подстриженными ногтями во влажную от пота кожу. Она непроизвольно вытянула ноги, крепко сжав его твердый член. Бешенная волна клокочущей лавы, девятым валом пронеслась по всему телу, унося потоки страсти в самые кончики пальцев на вытянутых ног. Петриков почувствовав сильное напряжение, судорожно сжавшихся Настиных мышц, принялся с диким храпом, как мустанг, ускорять свои движения, достигая поставленной цели своих таинственных желаний. Еще несколько движений, не чувствуя на спине вонзившихся в кожу Настиных пальцев, он захрипел, собрав все запасы мужского наследия, он выплеснул их невероятным напором густой вулканической лавой в таинственную глубину женского организма. Не стесняясь дикого стона, Петриков рухнул на пылающую жаром, грудь Анастасии.

Громкое чавканье мокрых от пота тел, разлетелось по кабинету и утонуло в звуках хлопнувшей двери. На пороге кабинета стоял с искаженным лицом, в фуфайке и грязных сапогах, местный скотник Прокопыч.

Совершенно не ожидая такой картины в кабинете управляющего, от увиденного у Прокопыча сконфузилось лицо. Коленки его немного затряслись и согнулись, заставляя его медленно приседать. Он хотел что-то сказать, но отвисшая нижняя челюсть, застряла в нижней мертвой точке и ни как не могла выполнять команды хозяина.

Петриков и Миронова, пребывая в состоянии невесомости и полного умиротворения на пьедестале вечности и блаженства, даже не заметили внезапно вошедшего Прокопыча. Распаренные от бурных физических движений, они лежали уткнувшись друг другу в волосы, тяжело дыша в самые ушные раковины.

Через мгновение, скотник Прокопыч пришел в себя и два сухих его кашля в кулак, заставили души умиротворенных вернуться в свои тела.

Миронова с визгом вскочила, сбросив с себя Петрикова и схватив попавший под руку рабочий халат, прикрывшись им, быстро спряталась за шкаф.

Сваленный на пол Петриков, не сразу сообразив, что произошло, еще находясь на самом пике мужской эйфории, попытался встать, но ноги его подкашивались. Ослабев от перенапряжения мощного мужского порыва, вставая, он свалился на пол. И упершись двумя руками в пол, пытаясь собрать все силы, он стоял на четвереньках совершенно голый.

Ворвавшись в чужое пространство не по своей прихоти, а, наоборот, за помощью, Прокопыч, видавший разные виды, за свою не малую жизнь, начал пятиться к двери. Не закрывая рта, он уперся в захлопнутую дверь кабинета и начал буксовать по ней, царапая грязными руками. Осознавая, что он появился здесь, совершенно не вовремя, Прокопыч начал мычать, как бык, нечленораздельно выдавливая из себя слова.

– Я конечно извиняюсь Виктор Андреевич! Но там…– Прокопыч, показал рукой на выход, сжимая грязную рабочую рукавицу.

– Там, весь механизьм – то встал! – Он взглянул на поднимающегося Петрикова, кивая на его неприкрытый стыд.

– Транспортерная лента не работает. Как же мы скотину кормить-то будем с такими делами, а Виктор Андреевич? – Прокопыч вытянул руку с зажатой в ней грязной рукавицей вперед, как Владимир Ильич.

– Надо, что-то делать! А то ведь вон оно что! План то все одно сдавать надо. А без кормов-то оно как? – Он развел руками в стороны.

Петриков окончательно придя в себя, быстро надел брюки и пиджак на голое тело. Не одевая носки, сунул ноги босиком в кирзовые сапоги, метнулся к Прокопычу и прижал его к двери кабинета.

– Я не знаю, как там с транспортерной лентой и кормами для скотины, но послушай сюда! – Петриков взял Прокопыча за грудки и вплотную подтянул его к своему подбородку.

– Во-первых! – Петриков с яростью выдохнул Прокопычу в лицо. – Во-первых, надо стучаться, когда входишь к начальнику в кабинет! А во-вторых, там есть ремонтная бригада. А в-третьих, если ты, хоть слово вякнешь, что тут видел, я тебя собственными руками удавлю! Ты понял? – Петриков неистово заорал на весь кабинет.

Прокопыч, от такого внезапного натиска, вновь начал оседать у входной двери в кабинет.

– Да, что Вы Виктор Андреевич, как же можно! Я нем как рыба. Да я ж, ни когда и ни кому ни-ни! – Перешел на шепот Прокопыч, понимая, что разъяренный управляющий может двинуть ему между бровей.

– Я ж, чего талдычу-то! Там у нас полный аврал. Транспортерная лента встала и верхняя и нижняя. Ни накормить скотину, ни убрать за ней! А к вечеру точно поплывем в навозе! Надо, что-то делать. Вот я к Вам сообщить! – С облегчением выдавил из себя Прокопыч, стараясь не смотреть на стоящий в углу кабинета шкаф.

– Ну, хорошо! – Немного остепенился Петриков.

– Ты давай иди в цех, а я сейчас подойду и разберемся. Только, я тебя, как мужик мужика прошу, держи язык за зубами. Мне сейчас в начале пути сплетни ни к чему. Сейчас не время объясняться. Мы с тобой потом поговорим об этом. А пока, давай ступай и жди меня. – Петриков отпустил скотника, открыв входную дверь, отправил его в цех, где стояли буренки.

Заперев дверь на ключ с внутренней стороны, он быстро поспешил за шкаф. Там, за шкафом, присев на корточки, прикрывшись рабочим халатом, тихо плакала Миронова, уткнувшись лицом в свои конопатые, голые коленки. Петриков, попытался, что-то сказать ей, как-то успокоить, но Настя опередила его. Подняв залитое слезами беспомощное лицо, прижав кулаками к груди халат, она твердила:

– Как же теперь жить– то, Виктор Андреевич? Куда же мне теперь идти? – Настя вновь уткнулась лицом в голые коленки и зарыдала.

Петриков кинулся к столу. Налив из графина стакан воды, он подбежал к Мироновой и отхлебнув прыснул на нее, таким образом приводя ее в чувство. Он действительно не очень соображал и не знал, что ему нужно сейчас сделать, чтобы нормализовать ситуацию, хотя бы временно.