Сергей Горбачев - Андроид 2.0

– А в чём он вообще, смысл этот, Михалыч? Ну вот смотри, что получается. Мы за что бьёмся-то? Чтобы человека найти. За справедливость, правильно? А зачем? Ну подумай сам, кому нужна сейчас справедливость, кроме матери да братишки его малого?

– Мне нужна, Лёша, – Толмачёв будто решился на что-то. – Я не рассказывал ещё никому. Первым будешь… Примерно та же история со мной случилась. В Афгане. Во время второй командировки. Только с точностью до наоборот. Не меня стирали с земли, а я. Моя, блин, батарея. Такой же приказ – и я, такой же служака, как тот лётчик, сровнял с землей колонну моджахедов. Только не их колонна это оказалась. Наша десантура возвращалась. А я, блин, всех смёл. Всех, понимаешь… – Толмачёв шумно втянул воздух, словно говорил на одном дыхании. – Обычная штабная неразбериха, Лёша. Мне говорят потом: ты не виноват, комбат, ты приказ выполнял. Служи, говорят, дальше, комбат. А что случилось так, съезди в отпуск, говорят… Я в том отпуске двадцать дней подряд пил. Не отпускало. Досрочно вернулся в часть, решил найти урода этого. И нашёл. Но пристрелить не смог, слабину дал, а кулаками махать – много ль толку после драки… Скандал никому был не нужен, меня в Союз тихо отправили с нервным срывом, его в госпиталь, мол, со штабной машины упал неловко, лицом вниз. А всю вину за погибший десант на десант же и возложили: не тем маршрутом, мол, возвращались… В общем, кончился на том бравый служака Толмачёв. По Союзу ещё несколько лет помыкался, но уже не шла служба, в каждом штабисте негодяя видел. А тут и Союз накрылся. Друзья помогли, чтоб не спился совсем, военным комиссаром в глухомань пристроили. И ты знаешь, только там, в Дегтярске, отпустило меня. И водка отпустила, и чувство вины, – военком скупо улыбнулся. – Так что я сейчас по старым долгам, можно сказать, плачу.

– Вот это да! – опешил Алексей. – Вот так история…

– У каждого своя история, свои тараканы в голове, свои скелеты в шкафу. Не в этом дело, – перебил его Толмачёв. – Я так тебе скажу, Лёша, справедливость всем здесь нужна, просто за неё бороться надо, а не все могут. Всегда так было, но сейчас особенно. Теперь ведь чаще франклину овальному присягают, чем родине. А бороться край как надо.

– С кем бороться, Михалыч, уточни, с родиной, про которую ты вспомнил?

– А что, для тебя родина – те, кто отряд погубил, кто тебя увольнял, или тот, кто мне приказ отдавал? – сердито бросил Толмачёв. – Это не родина, а уроды. И вот это ты, парень, крепко заруби себе, если в Америку поедешь. Будешь оттуда по уродам целить, а в кого попадёшь? Я как артиллерист скажу тебе: чем дальше дистанция до цели, тем больший калибр нужен, при этом точность падает, а зона поражения возрастает. Я ведь всё-таки остался офицером, Лёша, и для меня слова про родину не пустой звук, хотя как помочь тебе с уродами справиться, я не знаю.

– Значит, не одобряешь, Михалыч, идею с Америкой, прямо скажи?

– Прямо говорю. Смущает что-то меня. Пока тебе вот рассказывал, всё сам пытался понять… – военком вздохнул и развёл руками. – Не знаю. Просто родился я здесь, живу… По зубам, правда, больше наполучал, чем наград да званий. Так ведь сам на рожон лез. Но живой пока. И уродов пару-тройку сковырнул… Но это всё лирика. Я тебе как человек военный повторю – это твоя война, Лёша, война на выживание, а на войне все средства хороши. Сам решай, – закрыл тему Толмачёв. И добавил: – В любом случае на меня ты здесь можешь рассчитывать.

Собрать информацию по визиту в СССР вице-президента США Ричарда Никсона в 1959 году оказалось не так просто. Вернее, информация была, ведь это тогда гостеприимный Хрущёв на открытии Американской выставки обещал показать американцам «мать Кузьмы», как перевели Никсону. Вокруг кузькиной матери всё и крутилось. О поездке же Никсона по стране информации было крайне мало, а о посещении им Дегтярска и вовсе редкие упоминания вскользь.

Но именно эту информацию надо было нарыть кровь из носу за неделю. Столько времени отвёл своему аналитическому отделу Ник Мэйли, после чего был готов общаться с Алексеем и по телефону провести переговоры. Мэйли считал главным своим достоинством умение находить ценных сотрудников, партнёров и идеи в самых неожиданных местах. Сейчас, судя по всему, его гордостью была эта русская Elizabeth, которая несколькими нестандартными решениями уже добилась права принимать участие в переговорах с важными клиентами, несмотря на то, что появилась у него как стажёр, пусть даже и по межправительственной программе.

Ну а Барышеву надо было подготовиться к общению с мистером Мэйли и постараться найти весомые аргументы. Работали по трём направлениям. Алексей взял на себя архивы, библиотеки и знакомцев из МГИМО, которые время от времени вспоминали по его просьбе «кое-что не для печати», «исключительно из любви к газете и уважения к вам, Алексей», но за повышенный гонорар, естественно. Толмачёв через своего заместителя и друзей в Дегтярске должен был прошерстить старожилов и очевидцев. Ещё брался помочь давний приятель Барышева, главный редактор приложения «Аргументы на Урале», с которым они уже много лет активно сотрудничали. Он обещал силами своей редакции поработать в местных архивах и найти упоминания об этом визите.

Всю неделю, каждый день, возвращаясь домой из очередного архива или библиотеки, Алексей кратко выписывал на квадратный цветной листок для записей всё самое ценное, что сумел найти, после чего аккуратно лепил его на стену перед столом. Он часто так делал, когда надо было переработать большой массив информации. Примитивно устроен, видно, человеческий мозг, ему надо не только знать, но и видеть всю картину сразу.

Листки Алексея были жёлтого цвета (просто жёлтый первым лежал), фактуру Толмачёва он наносил на розовые квадратики, крупицы из ежедневных отчётов уральской редакции – на голубые. Неделя пролетела, и оказалось, что, перелопатив гору информационных отвалов, они отсеяли слишком мало золотого песка, стена была не так уж и сильно заклеена этой цветной бумагой. Во всяком случае, ему так казалось, когда они с Толмачёвым в который раз обсуждали, что имеют для сегодняшних переговоров.

– А с твоей профессурой из МГИМО почему не срослось, ты ведь так на них рассчитывал? – спросил Михалыч, размешивая сахар в самой большой кружке, которая только нашлась в доме Алексея.

Чай, как стало понятно, военком тоже мог пить литрами.

Они уже по нескольку раз перечитали каждый листок, постоянно переклеивали их с места на место, пытаясь систематизировать и сгруппировать то, что нарыли. И теперь, закинув руки за голову, Алексей тупо раскачивался на стуле, уставившись в стену.

– Очередной флажок. Только на этот раз добровольный, – недовольно бросил он, всё так же раскачиваясь.