Константин Кропоткин - … и просто богиня (сборник)

Я чувствовала себя красивой. У меня длинные ноги, после тридцати я немного округлилась, что мне шло, у меня исчезли впадины под скулами, а руки стали более женственными – их можно уже не прятать. Волосы у меня слабые, тонкие, но я их немного крашу и коротко стригу, мне идет этот тополиный пух. Я набрала тот самый объем себя, когда мне не нужно ничего бояться, не нужно оправдываться, можно не ждать, не требовать, не просить – не быть, иными словами, такой, какой я была. Можно лежать, чувствовать, как накаливается эпидермис, и собираться с духом.

Я ушла от бедного мужа к богатому любовнику, но с одним не рассталась, а другого не повстречала. Сергей занес мои чемоданы, огляделся, сказал: «Сойдет» – и ушел. Когда добрался до дому, отзвонился – мы всегда так делаем, так же было и в этот раз. Олега я любила, а Сергей был моей частью, как рука и нога, я не могла и не собиралась хлопать дверью, судиться с ним из-за барахла, которое мы нажили за годы кочевий по съемным квартирам. Я взяла свои трусы и лифчики, косметику и шампуни – я немного нажила с Сергеем: ни он, ни я на шмотках не заморачиваемся. У меня есть пара милых шляпок и перчаток в тон. Две сумочки, на зиму и на лето. Олег говорит, что я стильная, но он ничего не понимает. Любая женщина заметит, что вещи старые. Я люблю платья колоколом, с бантиками на груди, брючки три четверти, блузки-разлетайки. А теперь еще открываю руки – мне уже не стыдно, прутиков уже нет. Я красивая – я могу даже голой лежать на балконе, и мне не стыдно перед собой; беспристрастное око, которым я неотступно слежу за собой, довольно: я похорошела.

Мне мешает, что Олег богат, что у него квартира с видом на зубчатый Кремль, я устала оправдываться, что полюбила его, а не его возможности, ведь мне даже не понадобилось его разводить, он развелся давно, а замуж за него я выходить не хочу, как не хочу и совсем расходиться с Сергеем. Я потом подумаю, что мне делать с такой комбинацией. Я точно знаю, что Сергей у меня будет, даже если у него – уверена, очень скоро – появится новая подружка, которая оценит его рыжеватую головенку, его виноватую улыбку, сутулость, убежденность, что все, что с ним происходит, это чудесный дар, и что меня ему подарили, а теперь вот взяли обратно, – зачем он принес мне чемоданы, почему отзвонился, когда пришел домой? Он позвонил не на мой мобильный, а в квартиру, где мне предстояло жить дальше. То есть он где-то записал здешний номер и сюда позвонил. Интересно, как сохранил он его в своих «контактах» – «Трахаль Риты»? Или просто по имени – «Рита»?

Они знакомы друг с другом. Я сказала Сергею, что влюбилась и прошу у него прощения, он попросил познакомить его с Олегом, я сказала: «Зачем?» – но свела, мы сидели в полосатом кафе на Новом Арбате. Сергей и Олег были очень вежливы друг с другом, пили пиво и разговаривали, а я совершенно не нервничала. Красное вино потягивала. Мне было приятно видеть их рядом – у меня было спокойно на сердце.

Сергей сказал, что понимает мой выбор. И даже ресницы его, белые, не задрожали. Сергей признал, что я имею право, мне даже показалось, что он за меня обрадовался, хотя у нас с ним была полноценная семейная жизнь, мы вместе жили. Ездили в отпуск, спали друг с другом не только в смысле спанья. Но я сказала, что влюбилась, и он запросто порвал финишную ленточку: мы пробежали с тобой, все здорово, рад.

Олегу Сергей понравился. Он сказал: «Нормальный парень» – и больше ничего. Неужели из-за меня нельзя даже подраться? Если бы они подрались, если бы Сергей раскровянил физиономию и мне, я могла бы уйти, дверью шваркнуть, подать на него в суд, отсудить у него за насилие последние трусы (Олег бы мне помог, я знаю), но один позволил мне уйти, другой позволил мне остаться, и, может быть, именно потому я – тогда, на балконе, – чувствовала: совершенно одна. Самостоятельная величина, нагая Ева, которая объелась запретных яблок познания. Они оба одобрили мой выбор, они его признали. Они дураки, а я – голая…

Он захлопнул рот и полез за сигаретой.

Он актер. Ему захотелось полета. Вот и рассказал.

– И что было потом? – разволновавшись, спросил я.

Он достал сигареты, нашел зажигалку, щелкнул, закурил, пыхнул дымными клубами.

– А скоро приехал Олег, всего через месяц, она поменяла занавески, купила красную вазу и передвинула диван – сделала квартиру немного своей. Он сказал: ему нравится – он уважает чужой выбор, уважил и выбор этой избалованной суки. Но она была недовольна, думала, что он живет с ней из вежливости. «Почему мне кажется, что на моем месте мог быть кто угодно другой? – думала она. – Любая другая, которая – но не я, – тоже слегка навеселе, могла бы подмигнуть ему, сидящему в одиночестве, указать на свободный стул и сказать: „Это ваше место, девушке в бантиках неприлично ужинать в ресторане одной“. Мужики, почему вы не жалеете нас? Почему вы думаете, что мы знаем больше, чем вы? Почему вы позволяете нам решать за вас? Почему вы любите, как вы любите? Берете, что дают, и довольны, или отдаете, и тоже довольны – вы нас из ребра, мы вам яблоко, вам кажется, что нормальный бартер». Надо бы сделать какой-то вывод.

Он замолчал, ему стало скучно. Или выветрилось вино.

– И это все? – Я не люблю недосказанностей. Я хочу знать, зачем мне рассказывают историю, иначе какой мне от нее толк?

– Ну, влюбилась, – немного раздраженно сказал он. – Бросила бедного и вышла замуж за богатого. Или взяла богатого – и зажили втроем. Или убила богатого ради бедного. Или бросила богатого. Не это главное. Главное, что красивая голая баба лежит на балконе. У нее одногоместа-страдания. Все как надо.

– Болтовня. – Я был разочарован, но запомнил и записал.

Слово в слово.

Потом, может быть, роман об этом напишу. Ева по имени Рита выйдет, решит, поймет, найдет, обманется и станет лучше. Все будет хорошо. Будет красиво.

Была. Любила. Жила.

А умирала тяжело, и если б верил прежде я в бога, то тут мог бы и усомниться в существовании его, ибо умирание этой не очень старой еще, шестидесятидвухлетней женщины – мучительное, пронизанное болью – не было ответом на жизнь, прожитую если не праведно, то правильно, как говорила ей совесть.

Совестлива была. Честна.

Говорю не потому, что предполагаю, а потому, что вытекает вывод этот из всех действий ее, а ведь только по делам и можно судить о человеке.

Люди любят судить по словам, они готовы оттолкнуть за неверное, неловко, сгоряча, впопыхах сказанное слово, и потому дураки, идиоты – не понимают, не желают понять, что слово, делом не подкрепленное, только пустышка, не более чем набор звуков.

Я могу написать тысячи красивых слов, упорядочить их приятным образом, но что расскажут они обо мне? Да ничего, в сущности.