Константин Кропоткин - … и просто богиня (сборник)

– А салфетки зачем? – спросила Рита.

– Не знаю, по дороге захватила. – Длинная ухватистая Варя выглядела свежей, умытой, радостной, и черный, похоронного вида плащ только подчеркивал исходивший от нее особенный яблочный свет.

Сегодня после работы у нее встреча. К ней придет любовник. На глазах у Ляли она с ним трахаться не может.

– Еды не мало? – Рита с сомнением поглядела на пакет с сухим кормом.

– Она жирная стала. Ей худеть надо. Мало двигается, – ответила Варя. – Погуляй с ней в обед. И вечером еще, часов в семь.

– Долго гулять?

– Тебе тоже полезно. Лучшее средство от депрессии. Двигаться надо. – Согнув руки, Варя подвигала локтями, как на бегу.

Она решила, что у Риты депрессия, – вывела это из того лишь обстоятельства, что Рита целыми днями сидит дома: она дома и работает, и отдыхает, в люди выходит только по неотложной нужде. Для коммуникабельной Вари такая участь была бы невыносима. Она не может представить себе, что Рита довольна своей жизнью, – а Рита довольна.

Ляля заскулила, но Варя и бровью не повела.

– И не вздумай ее подкармливать, – добавила она. – Знаешь, какая она попрошайка?! – И ушла своим обычным упругим шагом, который тоже показался Рите радостным.

– Пойдем?..

Ляля подняла на Риту глаза, круглые, печальные невыносимо, как всегда бывает у спаниелей, что знала даже Рита, которая и не собачница вовсе.

– Она вечером тебя заберет.

Мотая длинными ушами, Ляля зашаркала в подъезд и там, щелкая когтями по полу, поднялась по лестнице в квартиру. Оставшись без поводка, она прошлась по комнатам, потыкалась носом по углам. И поскуливала все, косясь на Риту, так и застывшую полуодетой, в халате, решавшую, надо ли запирать дверь в ванную, прежде чем становиться под душ.

На кухне Рита налила в миску воды. В другую миску насыпала сухого, несъедобного на вид корма.

Одеяльце она положила недалеко от обеденного стола, за которым ей предстояло провести еще один очень длинный день. У нее была работа.

– А в обед мы с тобой погуляем, – пообещала Рита Ляле.

На одеяльце Ляля не легла. Все оглядывалась по сторонам, никак не могла она успокоиться. Не выла, не лаяла, а только вздыхала иногда, как ребенок после долгих слез, – должно быть, ожидала, что беспутная хозяйка передумает и заберет ее из незнакомого дома.

Но примирилась – была спаниелиха и умна, и опытна.

Варя, у которой разнообразная сексуальная жизнь, часто сдает свою Лялечку в чужие руки. Рите собака досталась, потому что какая-то другая приятельница Вари гуляла с Лялей мало и давала ей сладкое, что собакам категорически противопоказано. «Не подкармливай», – вспомнила Рита требование подруги.

Она и не собиралась. Дома у нее было пусто. Ничего, что могло бы навредить пожилым деликатным собакам.

Включив компьютер, под гул заработавшего машинного сердца, Рита стала думать о своей вчерашней ошибке. Она неправильно перевела. Написала «застрадать», устав переводить leiden как «терзаться» или «мучиться». Просторечное слово – застрадать – выскочило само собой и гвоздем вштырилось в гладкий, отуюженный текст.

Она была переводчицей, чего немного стеснялась. Несерьезность, как ей казалось, этого занятия усугублялась непредсказуемостью заработков: ей могли заплатить хорошо за какой-то пустяк, а за труд, который стоил много крови, не отдавать деньги месяцами, и Рите приходилось писать дурацкие претензии, содрогаясь, мучаясь – leidend – от необходимости напоминать хорошим, в сущности, людям об обязательствах, прописанных в контракте.

Олег уехал рано, вернется только через неделю. Рита привыкла к его отлучкам. Они ее не волновали. Она научилась даже засыпать снова, когда он, собираясь уж слишком рано, нечаянно будил ее своей возней. Она говорила ему что-нибудь, но сама дремала и, едва закрывалась дверь, опять возвращалась в свое ватное беспамятство, а потом, пробудившись, не помнила, был ли на самом деле прощальный поцелуй или он ей только приснился.

Приняв душ (Ляля – собака деликатная, леди – не стала толкать незапертую дверь), Рита оделась поприличней: штаны из серо-зеленого полотна, кривая в нужных местах шоколадная кофта; она даже взъерошила свой желтый пух, преобразив его в подобие прически, и мазнула по лицу кисточкой там и сям.

Рита пообещала погулять с Лялей и лишь бы как выходить не хотела.

«Застрадать»… Сев за компьютер, Рита первым делом выковыряла это дурацкое слово. Муха, подумала она, муха, а не изюм в булке, как ложно показалось ей вчера.

Совершив несколько кругов по квартире, пошуршав, пофыркав, Ляля вернулась в кухню-столовую, подошла к Рите и с тихим вздохом легла рядом – не на свое одеяло, а на пол, близко-близко, рискуя угодить мохнатыми лапами под колесики офисного стула. Поняла, должно быть, что не скоро явится ее хозяйка.

Ляля приготовилась ждать.

– Молодец, девочка, – сказала Рита, знающая толк в ожидании.

Варя была права: собака к лучшему. Если ненадолго.

Они вышли не в двенадцать, как просила Варя, а только полвторого, когда Рита почувствовала адский голод, подумала, что надо что-то купить, и… боже! Собака…

– Прости-прости, – испуганно заговорила Рита, – я забыла, время так быстро бежит. Прости!

Ляля немедленно вскочила, засучила лапами, выбивая когтями по полу разнобойную дробь. И уши ходуном заходили: они смешные у спаниелей, как букли на висках у русских дворянок прошлых столетий.

На улице им улыбались старушки. Мужчина в бежевом свитере и с лицом-луковицей, проходя, внимательно посмотрел на Риту, пытаясь будто узнать в ней стародавнюю знакомую.

Принюхиваясь сосредоточенно, громко сопя в каких-то особенно интересных для нее местах, Ляля рысила рядом с Ритой уверенно, будто делала это много раз. Она смирилась с существованием Риты и была в этом смысле умней ее: Рита опасалась, что какой-нибудь проходящий мимо специалист по собакам спросит ее о чем-нибудь и разоблачит в ней самозванку. Чужая Ляля, не ее.

Иногда Ляля останавливалась, задирала лапу, совсем как кобель, несмотря на то что дама. «Леди», – говорила про нее Варя, мысленно, должно быть, добавляя: «Сука» – слово, которое подходило ей самой.

Они гуляли минут сорок, а то и целый час. Если сначала Рита еще мерзла, жалея, что надела только легкую курточку, то скоро разошлась, разогрелась. Они с Лялей вычертили сообща большой многоугольник по кварталу, уйдя от дома в одну сторону, а вернувшись с другой. Газонов и дерев в округе оказалось маловато, и Рита заметила это только сейчас, сделавшись ненадолго владелицей Ляли.

Рите страшно захотелось супу. Она давно не варила суп, потому что для себя одной скучно, а Олег вечерами не ест: он печется о фигуре. И уезжает все время, а если в выходные дома, то они вечно куда-то идут; он всегда на людях, а ему все мало и мало.