Андрей Анисимов - Алый чиж (сборник)

– А я вас знаю, – заявила Ира из глубины приемной.

– Откуда? – удивился Калевин.

– Я была на вечере в Ратуше, а вы там читали стихи. Мне очень понравилось…

– Спасибо, – поблагодарил он. В другой раз поэт бы не преминул воспользоваться случаем и завести знакомство с хорошенькой девушкой. Но, явившись занять у Геннадия денег, он не мог себе позволить флиртовать с его секретаршей. Чтобы уйти от соблазна, он обратил свой взор на антикварную мебель и решил посвятить своему бывшему секретеру стихотворение. «Тебе прощу невольную измену», – закрутилась в голове первая строка, но поэтическая мысль была прервана. Дверь в кабинет Затохина широко отворилась, и сам бизнесмен с радушной улыбкой возник на пороге:

– Прости, старик. Со Штатами говорил. Там у меня одно дельце заклинило, надо было потормошить… – Бизнесмен с протянутой для приветствия рукой шагнул навстречу. Леонид отметил краем глаза, что свои короткие ноги Геннадий ставит косолапо, носком внутрь. В его прошлый приезд этой особенности в походке Затохина он не заметил.

– Ничего, Гена. Я не скучал. Тут у тебя мои старые знакомые. Мы прекрасно пообщались.

Круглое лицо бизнесмена выразило удивление, и он ревниво стрельнул взглядом в уголок, где сидела Ира.

– Не волнуйся, – успокоил его посетитель: – Я о секретере с креслом. Вот уж не ожидал увидеть их у тебя.

– Твои? – удивился Затохин. И сразу успокоился.

– Да, представь себе, мои, – подтвердил Леонид.

– Тогда ты сможешь и еще кое что увидеть. Заходи в кабинет, – пригласил бизнесмен и тоненько захихикал. Леонид вошел и сразу увидел свои напольные часы и две бронзовых подставки для скульптуры. На каждой из них красовался канделябр золоченой бронзы, изображавшей охотницу Диану со сворой собак. Канделябры к старине отношения не имели. Это был итальянский новодел, из серии шикарных атрибутов для нуворишей.

– Тоже твои? – предположил Затохин, усаживая посетителя в мягкое кресло перед своим письменным столом.

– Часы и подставки – мои, а красотки «ваши», – усмехнулся Калевин. – Прости, Гена, но я бы на твоем месте сюда их не поставил. Рядом с настоящим ампиром «богини» не смотрятся.

– Ничего, побудут, пока подберу что-нибудь стоящее, – успокоил поэта предприниматель и позвал Иру. Секретарша внесла поднос с крекерами и чай.

– Как тебе вообще мой офис? – с гордостью поинтересовался хозяин кабинета.

– Вполне. Но из всего интерьера о твоем вкусе лучше всего говорит Ирочка.

Геннадий самодовольно хмыкнул:

– И стоит она мне прилично. На другие вещи один раз потратишься, и они стоят, денег не просят. А этой все мало… – пожаловался Затохин. И несмотря на улыбку, в голосе предпринимателя прозвучала искренняя печаль. Калевин понял, что расходы на красивую секретаршу серьезно тревожат босса.

– Ты еще не все видел. Пойдем, покажу свои тайные владения.

Геннадий встал, подошел к обитой шелком стене и нажал на кнопку. Невидимая глазу дверь отворилась, хозяин шагнул внутрь, жестом пригласив Леонида проследовать за ним. Калевин поднялся, вошел в потайную дверь и оказался в зале, посреди которого стоял великолепный бильярдный стол на кривых резных ножках. Заканчивались они бронзовыми копытцами.

– Недурно устроился, – восхитился Калевин.

– Надо же иногда отдохнуть от денег, – улыбнулся Затохин. – Раскатаем партию? Ставлю сто крон, чтобы маленький интерес возник…

– Не могу. Я, собственно, и пришел попросить взаймы. Рассчитывал на гонорар, да издатель подвел, – покраснел от смущения Калевин.

– Сегодня уже четверо. Вы что, сговорились? – ухмыльнулся бизнесмен. – Нет, взаймы не дам. Хочешь, сыграем?

– Как же играть, если я пустой? – возразил поэт.

– Помню, у тебя дома над столом фотография висит. Она в бронзовой рамке. Рамку ценю в пятьдесят баксов. Это шестьсот крон.

– Бабушка в той рамке. Ее большевики расстреляли. Не хочу играть на это… – отказался Калевин.

– Мне бабушка твоя не нужна. Я же о рамке речь веду. Повесишь бабулю без рамки… А там как знаешь.

Леонид подумал и согласился. Жребий выпал начинать бизнесмену. Разбив «пирамиду», Геннадий закатил два шара в лунки. Следующий удар выбил еще два шара. Через пятнадцать минут он выиграл партию:

– У тебя осталось пятьсот. Хочешь отыграться?

Отыграться Калевину очень хотелось, но он себя пересилил, вынул из кармана бумажник, долго в нем копался и наконец извлек синенькую бумажку. Это были последние сто крон, которые поэт хранил на сигареты. Без еды Калевин мог довольно долго обходиться, голод переносил легко, а без курева у него не получалось.

– Возьми свой выигрыш, – он протянул бизнесмену деньги, и с грустью отследив, как они скрылись в плотном бумажнике из желтой кожи, спросил: – Ты обмолвился, что я сегодня четвертый?

– Нет, ты пятый, – запихивая бумажник в карман брюк, уточнил Геннадий.

– Пятый, которому ты отказал, или на мне твоя потенция закончилась?

– Естественно, пятый, которому я отказал. Но ты первый, на котором я заработал. Так что у меня сегодня очень удачный день. А разговор о твоей рамочке остается в силе. Надумаешь – тащи. Шестьсот крон отвалю…

Домой поэт брел пешком. Денег на автобус у него не было. Но самое грустное, что в пачке осталась последняя сигарета. Он потянулся было за ней, потом представил, как дома сядет за машинку без курева, и убрал пачку обратно. По дороге отгонял от себя навязчивую мысль о рамке. «Нет, до такого позора он не опустится. Тревожить память бабушки грех». Придя к такому благородному выводу, ускорил шаг и не заметил, как добрался до дома. Войдя в подъезд, тоскливым взглядом осмотрел свой почтовый ящик. В нем что-то лежало. Когда он уходил, ящик был пуст.

«Небось опять счета за телефон, или электричество», – решил поэт и собрался пройти мимо. Но в последний момент передумал, упрямо тряхнул головой и фатально шагнул к неизбежному. Отомкнув ключом дверцу, обнаружил небольшой квиток. Счета присылали в конвертах, а этот валялся просто так. Леонид двинул к окну и надел очки. Он держал в руках почтовое извещение. Издатель выслал ему деньги. Огласив победным ревом лестничные пролеты, он выскочил на улицу и побежал на почту. Калевин получил даже больше, чем надеялся. Запихивая бумажник в карман, подумал: а не вернуться ли к бизнесмену, чтобы отыграть партию? Но вдруг громко расхохотался, напугав пожилого эстонца, отправляющего телеграмму, подошел к телефону, достал визитку Геннадия и набрал номер.

– Приемная генерального директора, – раздался в трубке грудной голос секретарши.

– Ирочка, это говорит поэт Калевин. Мы сегодня с вами виделись. Я хочу вас пригласить после работы со мной поужинать.

В трубке замолчали.