Антонина Глазунова - Дети Шахразады

Народ безмолвствовал.

Тогда ученый арабист изволил обратить внимание на молчащую аудиторию и тут же выяснил, что почтеннейшая публика крайне невежественна, а потому не только ничего не понимает, но даже позволяет себе сомневаться в правильности научных выводов.

Профессор Халед вздохнул и набрал в грудь побольше воздуха, как на семинаре:

– Повторяю, медленно и подробно. Во-первых – сам камень. Выбор его не случаен. Оникс, агат или джаз – это единственный минерал, с одной стороны, легко поддающийся обработке и вырезанию по нему, с другой стороны – достаточно твердый, чтобы использоваться для печатей и украшений. Поэтому еще со времен древних греков его использовали именно для этих целей. Кроме того, рисунок каждого камня – уникален, поэтому подделка невозможна. Кроме этого! Вы знаете, что по арабскому и еврейскому закону запрещены всякие изображения, поэтому в странах Востока особенно высоко ценились камни с природным рисунком, рисунком Аллаха. Причем, чтобы подчеркнуть красоту рисунка, древние арабские ювелиры резали камень поперек слоев, чтобы выявить все цветовое многообразие агата. Посмотрите на верхнюю часть печатки! Срез оникса идет поперек рисунка камня, а не вдоль слоев, как это делали в европейских странах. Поэтому я утверждаю, что камень обработан здесь, на Востоке. Это же подтверждает и цветочный орнамент оправы – единственный возможный на Востоке, потому что ислам запрещает изображения человека и животных. – Профессор обвел глазами аудиторию – все сидели, открывши рты. – Теперь посмотрите на внутреннюю сторону. Это – виньетка Гаруна аль-Рашида, его личная подпись, печать. У каждого султана и визиря была такая личная печать, как сейчас у врача или другого специалиста. Обратите внимание, как мудро поступил ювелир, когда выполнял требование заказчика – скромное внешне кольцо, не бросающиеся в глаза, но хранящее в себе тайну. Это удобно и практично – печать всегда под рукой в буквальном смысле, но не бросается в глаза. Простой человек, вор, ни за что не обратил бы внимания на этот белый оникс, теряющийся среди великолепия драгоценных колец халифа. Печать скрыта внутри простого перстня, чтобы никто не догадался о подлинной ценности кольца и не украл его. Чтобы использовать печать, то есть применить власть халифа в своих интересах, надо знать секрет, спрятанный в оправе кольца, открыть его… Ты, конечно, ничего не знал?

– Понятия не имел! – выдохнул потрясенный Давид.

– Вот! Видите! С течением времени секрет забылся, и если бы дед не показывал мне в детстве такие вот ювелирные игрушки с замочками, я бы тоже не знал. Так что оно – подлинное. Поздравляю! – Он отдал кольцо растерявшемуся владельцу. – Так что ты, скорее всего, – потомок великого султана. Вы согласны со мной, госпожа Шахразада?

– Не сомневаюсь! – мрачно ответила жена. – Теперь понятна твоя тяга к гарему, Казанова!

– Гарун аль-Рашид прославился не только гаремом, – усмехнулся арабист и присел на корточки, подоткнув галабию. – Он был выдающимся политиком и поддерживал дипломатические отношения с европейскими монархами. Всем известно, что он подарил Карлу Великому слона, который чудом, живой, достиг Франции, вместе с ключами от Иерусалима, благословением патриарха и другими реликвиями.

– И это тоже есть, – с чувством подтвердила благоверная. – Уж что-что, а дипломатическая жилка в Давиде просто-таки бьет ключом.

– О да! – улыбаясь, подтвердил Ружди, обнимая свою жену. – Если бы не ты… Мы тебе обязаны по гроб жизни… – Он вдруг расчувствовался, подозрительно шмыгнул носом и, обняв сидевшего напротив друга, ткнулся ему в плечо.

Длинные концы куфии скрыли от посторонних глаз подробности душещипательной сцены.

Давид сидел на кошмах и молчал, пытаясь осознать смысл познанного. Все это было странно, чертовски странно, но все действительно сходилось! Вдруг все его качества, все его привязанности, поступки, мечты, вся жизнь сложилась воедино, как кусочки разрозненной головоломки, и это удивляло больше всего. Другого объяснения не было! Все сходилось: и умение убеждать, и способность предвидеть последствия своих поступков, и умение вести дела, свои и чужие… да и любовь к прекрасному, в том числе – к прекрасному полу…

Он встал, обвел всех долгим, задумчивым взглядом, пробормотал: «Я должен подумать!» – и вышел из палатки на свет божий.

– Раковины никогда не ошибаются! – убежденно пробасила гадалка, ласково оглаживая свое сокровище в корзинке, словно новорожденных котят. – Как сказано, так и будет! Эль хаммед Алла! – Она подняла сложенные ковшиком руки.

Давид, просветленный, сунул голову внутрь палатки:

– И они говорят, что этот потомок уже в пути?

Бабушка торжественно наклонила голову:

– На все воля Аллаха! Благословенно имя его!

Ружди присвистнул:

– Эге! Вот здорово!

Хосния, тяжело перевалившись через бочок – круглый живот мешал ей, – подсела к Маше и нежно, по-сестрински, обняла ее:

– Когда?

Она подразумевала – когда роды, но молодая женщина поняла вопрос иначе – когда успели?

Рыжая красотка зарделась и недоуменно посмотрела на благоверного:

– Действительно, когда? В последнее время ты был так занят… Хм! Пожалуй, только вчера, в море… О боже!

– Но ведь невозможно узнать через сутки, – изумился будущий отец.

– Раковины всегда знают, – безапелляционно повторила старуха, качая мудрой головой.

Все замолчали, обдумывая случившиеся.

Вдруг ясная улыбка осветила веснушчатое лицо, и медная корона на голове качнулась:

– Выходит, мы все – дети знаменитого халифа? Может быть – дети Шахразады? Давид – прямой потомок, а мы с тобой, Ружди, – косвенные, не зря же нам дали монеты из ее дома.

– Очень может быть, – благосклонно согласился потомок великой сказительницы. – Хотя, по преданию, Шахразада рассказывала сказки царю Шахрияру, а не великому халифу. Не путайте, пожалуйста, вымышленного Шахрияра со знаменитым и реально жившим Гаруном аль-Рашидом. Кстати, имя Шахрияр, может быть, не имя, а титул или псевдоним, потому что «Шах» – это шах, царь, а «Рияр» – райский сад. То есть царя звали «Султан рая», что-то в этом роде, вымышленное имя.

– Кстати, а были ли у нее дети вообще? – вдруг заинтересовался пра-пра-правнук халифа. – Все-таки документально зафиксированы тысяча и одна ночь, которые царь провел с ней вместе. Это сколько же лет? – Банкир быстренько считал в уме. – Это ж больше двух лет!.. Два и семь десятых года! Не только же сказками развлекались, а? – Он вопросительно посмотрел на окружающих, ожидая подтверждения.

– Не только, – со знанием дела подтвердил разбойник-бедуин. – Тем паче, что закон запрещает мужчине воздержание. Помните? Шахрияр сначала возлежал с несравненной Шахразадой, кстати, в присутствии ее младшей сестры, а уж потом, удовлетворенный, наслаждался восхитительными рассказами. Соловья баснями не кормят, мои дорогие дамы! – Мужчины многозначительно посмотрели на современных Шахразад, а бабушка хихикнула. – Так что дети, конечно, были и у царя Шахрияра, и у Абассийского халифа, чему ты, мой милый, наглядное подтверждение.