Александр Товбин - Германтов и унижение Палладио

Под душем Вольман действительно забыл о московских рисках. И так расслабился он под душем, что даже тогда не вспомнил о них, нешуточных рисках этих, когда накинул на плечи апельсиновую махровую простыню.

А вот когда надевал халат…

Как же он позабыл об ушлом питерском компаньоне Габриэляне, который не раз Вольмана в рискованных ситуациях выручал? В тёмном и разветвлённом бизнесе Ашота Габриэляна, конечно, чёрт бы ноги переломал, но ведь были – точно были – у Габриэляна и охранные предприятия, конфиденциально предоставлявшие клиентам международный эскорт. С безотказным Ашотом сейчас же надо связаться, сейчас же, подумал Вольман, входя в изящно меблированную кухню-столовую. Пусть два ашотовских охранника в шапках-невидимках встретят ночью в Мюнхене, в аэропорту, куда он прилетит из Риги, и сопроводят в Венецию и там глаз не будут спускать. Да, хотелось бы в распрекрасной Венеции не думать об угрозах Кучумова.

И в то же самое время, заметим, на посадку в аэропорту Домодедово заходил самолёт из Новосибирска. Пассажиры оживали после ночного рейса; открыл мутные глаза и костистый старик с морщинисто-тёмным лошадиным лицом. «Сходка получилась удачной, всё обговорили-обмяли, – подумал он, испытав чувство уверенности, надёжности – на подголовниках кресел слева и справа от него лежали откалиброванные затылки охранников. – Зря только пили потом с братвой без меры, да ещё ночью в небесах радикулит постреливал…» Зашёлся сырым кашлем, а прокашлявшись, выплюнул в бумажную салфетку мокроту. Перебирал минут пять свои давние геройства, отчаянно смелое по молодости и, слава богу, очень-очень давнее уже мокрое дело, когда решился грохнуть не пожелавшего делиться магаданского золотодобытчика да картины мазал для отвода глаз, подпольным миллионером хотел прожить… С того справедливо отобранного золотишка и пошли акции Кучумова вверх, только вверх, ни разу потом срок ему не припаивали, ещё бы, у него давно с милицейскими всё вась-вась. Колёса коснулись бетона полосы, самолёт, взревев двигателями, задрожал, запрыгал под аплодисменты пассажиров, натужно замедляя свой бег. Старик вспомнил также про необеспеченные кредиты в банке «Москва», про немалый долг, который ему, несмотря на ласковые напоминания, так ещё и не вернул рыжий нефтяной субчик; долг обнаглевший чистюля не возвращал, хотя сам при этом, как докладывали финансовые разведчики, скупал в лучших местах недвижимость; надо будет выспаться и…

Последний раз субчика надо будет предупредить, у него, докладывали, будто бы маленькая дочка учится в Лондоне, вот и…

Входя в гудевший, как исполинский стеклянный улей, зал прилёта, старик ухмылялся: он уже знал как привести в чувства «рыжего».

Наскоро позавтракав, Вольман отправил Габриэляну мейл. И, по совпадению, тоже в Питер был отправлен… да, куда же, как не в Питер, покатил вкрадчиво-деликатный Вольман свой пробный шар по поводу любезной консультации и прочего.

А вот шустрая петербургская журналистка Виктория Бызова в этот час уже спешила в редакцию на Гороховую, где близ Красного моста, над популярной пиццерией, базировалась её модная и престижная, проворная в погоне за сетевыми сенсациями, оказывавшимися на поверку, после проглатывания их, псевдосенсациями, интернет-газета «Мойка. ru». Бызова опаздывала, нервничала… Вскоре она улетала в заграничную командировку за очередной сенсацией, которую надеялась, если подозрения её оправдаются, увести из-под носа одной закрытой московской бизнес-структуры, которая – дошла конфиденциальная информация – явно мутила воду или пыль пускала в глаза, это уж как угодно: информаторы, знакомые с подоплёкой аукциона Кристи, советовали Виктории обратить внимание на самый нейтральный лот, в нём значились личные бумаги… Перед отлётом, как водится, скопились неотложные дела, надо было отсмотреть главные интернет-порталы, угадать, чем дышат конкуренты… Встала рано, как назло, однако даже к автобусной остановке на проспекте Ветеранов Бызова никак не могла добраться, прорвало теплотрассу, чуть ли не на пол-Ульянки разлилось, затопив ведущую к проспекту улицу, парящее озеро, пришлось огибать внезапное озеро кипятка по пустырю с ледяными колдобинами, но в конце концов…

Утро было ясное, солнце подкрашивало верхушки панельных пятиэтажек, вот уже кирпичные дома потянулись, за ними – полоса леса. Бызова зевала – не выспалась; вечером в ресторане «Мансарда» с видом на эффектно подсвеченный Исаакиевский собор отмечали по семейной традиции день рождения её покойного деда, учёного-биолога, исследователя генетических механизмов наследственной памяти, который несколько лет назад скончался в Америке, а вернувшись домой, смотрела до глубокой ночи сериал «Преступление в Венеции». И зачем она смотрела эту жуткую дребедень? И машину, как назло, вчера не успела забрать из автосервиса… А может, это и к лучшему, не для того же поменяла резину, чтобы устраивать заплыв в кипятке.

В том же 130‑м автобусе, до остановки которого добралась-таки в конце концов Виктория Бызова, ехала к метро и Инга Борисовна Загорская, полноватая женщина лет пятидесяти, театроведка, хранительница знаменитой коллекции костюмов в Театральном музее. По совпадению, она тоже собиралась за границу, на аукцион, где должны были, судя по торопливо и небрежно изданному каталогу, продаваться редкие артефакты: театральные эскизы Бакста, Головина и ещё чьи-то, очень любопытные… И ещё, кажется, был Юркун; два подкрашенных акварелью рисуночка Юркуна, изображавших темноволосую диву в пышном оперном сарафане со вскинутой рукой, особенно заинтересовали; на тусклой каталожной страничке, в уголке, характерная подпись Юркуна сплеталась с загадочным словечком, к тому же – затёршимся; удалось всё же разобрать по буковкам: «валуа», но почему-то – с маленькой буквы… Надо навести справки, проконсультироваться. Инга Борисовна проживала совсем далеко от центра, в Сосновой поляне, и, пока ехала, многое успела обдумать и пришла к заключению, что это – фамилия; попыталась перебрать в памяти имена-фамилии известных актрис… Вспомнила, что недавно рассматривала в музейном архиве парную фотографию: обнявшись, Ольга Лебзак и Лариса Валуа, оперная певица. Что-то ирреальное было в той фотографии, будто бы дрожащие контуры у обеих давно забытых фигур… И открытые рты, зажмуренные глаза; возможно, ослепила их фотовспышка. А непроходимое парящее озеро, в котором плавали, как коробчатые пароходы, одинаковые дома, увидела она только из окна автобуса на той остановке, где в автобус втиснулась, поработав локтями, Бызова. Эффектная девушка; Инга Борисовна сразу обратила внимание на неё – высокую, кареглазую, с каштановой чёлкой до разлётных бровей…