Владимир Романовский - Шустрый

– Расскажи, что было дальше.

– Расскажу, пожалуй. Вдовушка четыре года спустя вышла замуж и нарожала кучу потомства, муж служил в мэрии … Оно, правда, по секрету скажу тебе, что первый ее отпрыск черты лица имеет замечательные – на братика моего очень похож, очень. Первая любовь, как я понимаю.

– Ага, – сказал Жених. – Я так и думал.

– Ничего ты не думал, – заверила его Невеста. – Это я тебе только что сказала, а может всё неправда! Может я специально тебе голову морочу.

– Я опять же не против. Обожаю, когда ты мне морочишь голову. Что сталось с Шустрым?

Она поставила бокал на прикроватный столик, поменяла позу, и сказала:

– По всей видимости, отец мой погиб в так называемой «Битве Народов», коя имело место через десять дней после того, как его рекрутировали.

– Бедный парень!

– Золотой человек был, судя по тому, что о нем братик рассказывает.

Жених некоторое время думал, а Невеста им любовалась.

Он спросил:

– И всё это ты знаешь со слов господина Барона?

– Ты опять за свое! Не язви, любимый, а то по уху дам. Братик мой титул себе купил, это верно. Что в этом плохого? Коммерция честнее разбоя, коим занимались твои предки.

– Мои предки были разбойники?

– Конечно. А что же, были в старину иные способы приобрести титулы и земли?

– На войне.

– А войны кто ведет?

– Аристократия.

– А она аристократией стала потому, что народ к ней пришел и земли свои подарил? Или все-таки имел место вооруженный захват, он же разбой?

– С тобой не сговоришь! Ладно, рассказывай, что было дальше.

– Дальше … Дальше были годы. Шли годы.

Шли годы. Окончательно поверженный тиран отошел в мир иной на одиноком скучном острове посреди океана. Первый Жандарм Европы, бледный, лысый, и вечно мрачный, вскоре за ним последовал, чем воспользовалась молодая знать в северной столице. Государственный переворот не удался – несколько пушечных залпов по мятежникам дали всем понять, насколько серьезный человек новый государь, Второй Жандарм Европы. Судя по слухам, именно там, на обстреливаемой пушками площади, и погиб бывший любовник Барыни, любитель охоты в холодную пору. Впрочем, в новом, теперешнем ее статусе он, любовник, не захотел бы с нею и знаться.

Одним из первых указов нового государя был указ об легализации публичных домов столицы. Гетеры подвергались теперь строгому учету, и проверялись государственными медиками раз в неделю на предмет болезней.

А тем временем в другой части континента росла и ширилась империя иного толка – торговая. И в монархиях, и в республиках вошли в моду бюро, шкафы, столики, и прочие предметы обихода, производимые знаменитым концерном, во главе которого стоял некий безродный (как поговаривали) южанин, приемный сын Пекаря. Говорили, что сперва он учился пекарскому делу, потом стал владельцем нескольких ресторанов, но в конце концов выбрал для себя именно столярничание, и изделия его почти сразу стали популярны. Он переехал в столицу – Город Света, как говорили уже тогда – там устроился подмастерьем, был произведен в ученики, затем в партнеры, и вскоре стал полноправным владельцем. Приемный его отец, одноногий Пекарь, приглашен был вместе с семьей и сводной сестрой…

– Это, как ты понимаешь, я, – самодовольно сказала Невеста.

– Да, понимаю, – согласился Жених.

…в столицу, где Пацан составил ему протекцию, и вскоре появилась в столице новая пекарня, очень популярная. Столицу несколько раз тряхнуло – бунты следовали один за другим – но аристократия, некогда разгромленная тираном, держалась за власть, как клещ за жопу, отстреливалась, и на каждый бунт отвечала репрессиями. Ни на мебельное дело, ни на пекарню это почти не влияло.

Барон велел кучеру остановиться за квартал от церкви, а мощному свирепому Азиату, нанятому им для охраны и защиты от случайностей, посидеть в шариоте. Церковь эта окраинная за год изменилась разительно. Не текла более крыша, не дул в щели ветер, одаривая служителей и прихожан простудой, стены заново отштукатурили и побелили, купола позолотили – стояла церковь будто новая. Барон отметил про себя, что не ошибся. Год назад он был здесь проездом, случайно зашел, и случайно увидел Попа, которого помнил с детства, а Поп его не помнил совершенно. Оставил Барон Попу пачку ассигнаций, зная заранее, что этому, данному Попу, доверять можно – себе он из денег, пожертвованных на приход, не возьмет ни гроша, сколько бы не пилила его сварливая Попадья.

И вот теперь, утвердившись в этом своем убеждении, входя в храм и видя у алтаря знакомую фигуру, Барон улыбнулся и решил, что, как и в прошлый раз, не будет лезть к священнику с излияниями, не будет требовать, чтобы тот его узнал, ни о чем не будет его расспрашивать – а просто оставит ему незаметно столько же, сколько в прошлый раз.

Он конечно же выделялся среди окраинных прихожан – толстый, розовощекий, лысоватый иностранный купец, в роскошном фраке, богатой шубе с бобровым воротником, со щегольской тонкой тростью в руке.

Священник, враждебно настроенный к иностранцам, не замечал Барона просто из принципа.

Отстояв службу и сделав то, что намеревался, Барон тихо вышел и снова сел в шариот нанятого им ранее лихача.

Через четверть часа лихач подкатил к особняку над каналом. Барон велел подождать, и свирепый Азиат остался в шариоте. С легкостью удивительной для такого грузного тела, Барон в три прыжка одолел высокую лестницу.

Горничная открыла дверь и впустила гостя.

Минут через пять в гостиную вышел Император.

Барон вскочил и склонился в поклоне перед его величеством.

– Добрый день, Барон, – попроветствовал его правитель. – Рад вас видеть. Прекрасно выглядите! Какие новости?

– Вот, ваше величество, как и обещал…

Барон вытащил из портмоне кожаную папку и раскрыл ее на столе перед Императором.

– Ага! – сказал Император. – Прекрасно, прекрасно!

И он стал рассматривать, страница за страницей, чертежи шкафов, секретеров и бюро.

– Замечательно, – сказал он наконец. – Безупречный вкус! Стало быть, летняя резиденция и … вот этот самый особняк, Барон, в котором мы сейчас находимся. Сколько вы с меня возьмете?

– Ваше величество, я бы с превеликим удовольствием подарил бы вам все это, но монархам не к лицу получать подарки от человека, о котором ходят слухи, что титул свой он купил.

Император хохотнул.

– Вы действительно купили себе титул?

– Да, государь. У меня не было выхода. В прошлом моем звании аристократия не желала иметь со мною никакого дела.

– Вот же прощелыги! Откуда столько ханжей кругом, а? В наше-то просвещенное время! … И что же, с тех пор доходы ваши выросли?