Валерий Хазин - Труба и другие лабиринты

И завершили труды в первую неделю весны, и накануне праздника, привычно называемого Женским, заключили новую сделку.

Обратился ли Муса к прежнему партнеру, главе южных мишарских кланов, уважаемому среди первых лиц крупнейших собраний, клубов и диаспор, или договорился с кем-то иным – этого никто не скажет. Да и Шафиров настаивал, чтобы Муса не лишал неведения ни его, ни Застрахова, и не произносил имя клиента всуе.

А с клиентом условились так. Новый узел учета нефти сдается ему в аренду по твердой суточной цене с ежемесячной предоплатой по числу дней месяца. Отгрузку арендатор производит самостоятельно – в соответствии с установленным графиком откачки. Объем откачек увеличивается, а частота их составит в среднем один раз в двое суток. Транспортировка и реализация продукта – забота арендатора, бесперебойная поставка – обязанность хозяев узла.

Никому не ведомо – ни слова не обронил совоголовый Шафиров о том, как и чем в хитросплетениях давних связей ему удалось обеспечить невиданный прежде, столь удобный и уплотненный график откачек. То ли в самом деле докатилась с Каспия и сгустилась над Вольгинском террористическая угроза [69], то ли беспрестанные разговоры о несанкционированных врезках и впрямь наэлектризовали воздух [70], – только Мусе и Застрахову показалось, будто уже не они пристраиваются к расписанию профилактических пауз на терминалах перекачки, но Шафиров каким-то непостижимым образом сам выстраивает и нарезает промежутками время, когда в трубе остается нефть и недостает давления.

Так накануне праздника, который почему-то именуется Женским днем, но никогда не завершается Женской ночью, заключена была совершенно новая сделка.

И теперь, сказал Шафиров, жизнь дома номер девять на Завражной потечет по новым, весенним руслам. И поскольку в этих руслах равновесны и полновесны все потоки – и товарный, и денежный – нельзя не признать новый договор обоюдно выгодным. Ведь теперь клиент, арендатор, контрагент, хотя и платит вперед, зато получает продукт по цене почти вдвое ниже прежней, и цена эта в среднем за год не превысит трети от мировой, так что в каждой откачанной ему тонне нефти будет как бы не обыкновенные полдюжины баррелей, но все девять с довеском.

А владельцы узла – со своей, Завражной стороны – обретают устойчивую финансовую почву под ногами в виде арендной предоплаты, позволяющей и восстановить докризисный уровень доходов, и регулярно откладывать в резерв втрое, а то и вчетверо больше, чем раньше. И трудозатраты вокруг узла, добавил Шафиров, будут значительно облегчены, ибо отныне на плечи работающих ляжет только охрана, маскировка да экологически чистое техобслуживание. А к концу года, к взаимной выгоде, обновленный договор выровняет, снивелирует, сгладит и скачки нефтяных фьючерсов на ведущих биржах, и перепады цен в портах Джейхана и Вентспилса [71], и кросс-курсы основных валют.

Так говорил Шафиров, но на улыбки соседей не отвечал до той минуты, пока не условились: не заключать договор аренды на срок больший, чем три месяца, а всякий раз продлевать его с учетом изменений внешней конъюнктуры и внутренних издержек. И велено было Мусе, помимо ежедневных забот, искать – осторожно, но неустанно – иных, вожделеющих узла, и всегда иметь под рукой, дабы в будущем, в обстоятельствах чрезвычайных, можно было бы в любой миг переключить сделку с одного на другого, а в настоящем – постоянно поддерживать высокую цену аренды за счет соперничества арендаторов.

И все трое ударили по рукам и решили, что в первое время ничего не возьмут себе и не положат в резерв до тех пор, пока не вернут долга сыну Застрахова, Даниилу.

Так потекла новым руслом жизнь девятого дома по Завражной.

И только жены: и темноокая Лидия Застрахова, и Руфина Иосифовна, и Миниса Сисятовна – в тот день, накануне праздника, были изумлены тем, что мужья их, в отличие от прочих, трезвы и несуетливы, радостны, но деловиты.

И все трое ахнули, застыв перед внезапными дарами, что были загодя припрятаны вернувшимися из двух противолежащих стран Востока [72]. И долго распечатывали невесомые, струящиеся шелковые шали, чей взмах оставлял не слыханный в волжском воздухе аромат; и перебирали расшитые саше, где были нард и шафран, аир и корица [73], и всякая древесная отдушка для платяных шкафов; и покачивали на ладонях благовонные шарики для спален и ванн в головокружительных флаконах…

И сначала каждая улыбалась, а потом пришел черед мужчинам изумляться, ибо не могли понять, откуда вдруг этот влажный блеск в женских глазах, и что это за слёзы накануне праздника – ни словом унять, ни платком утереть? [74]

Перелетных птиц еще не было в небе Вольгинска – а новое время потекло быстро. Время скорого оборота капитала, обновленного разделения труда, прихотливой логистики.

И время было отмерено заново, и место размечено каждому, кроме детей и немощных в доме номер девять по улице Завражной. Почти отпала нужда в механиках и операторах самотека, в инженерах по добыче и креплению скважин, и все реже выходили на вахту монтеры реверсов и путей, техники по растворам и ремонтники подсоса, зато умножились заботы дозорных окружающей среды, возросло число круглосуточных сторожей.

И снова дом был охвачен строгим, но плавающим графиком, и погрузился в поток перемен – отлаженный, но стремительный.

Едва сошел снег, обновлены были наряды дневного и ночного дозора – то есть не только гардероб, но и маршруты, роли, экипировка. И теперь вдоль оврага прогуливались, упруго покачивая коляски, папаши спортивного вида, дефилировали дамы с собаками бойцовых пород, через день сбивались шумные пикники, или автолюбители принимались вдруг чинить по три-четыре машины кряду, а возле трубы кружила, обвешанная мешками, пара кряжистый бомжей с цепкими взглядами. И скоро не то что мирные обыватели с улицы Завражной, но и сами жители дома номер девять не всегда могли уразуметь, повстречался ли им праздношатающийся сосед с наушником в ухе, или то бдительный страж на периметре, у кого за пазухой – и мобильная трубка, и свисток, а, возможно, и газовый пистолет с электрошокером.

А когда просохла земля от талых вод в ложбинах, Шафиров велел Застрахову тайно проложить по нехоженому склону вдоль трубы цепь тротиловых шашек от старой эстакады до нового узла, а на развязке поставить отсекающую задвижку и колодец с дренажем, и нефтеловушку со стоком.

Нельзя, говорил Шафиров, забывать о присутствии Хозяина, хотя бы и незримом. И пусть явление его с каждым днем все сомнительнее, готовым нужно быть ко всему. И пусть даже возвращение его само по себе теперь уже не представляет сугубой опасности, поскольку и ситуация, и ресурсы, скорее всего, позволят договориться мирно – даже учитывая все это, расслабляться нельзя ни на минуту, ибо не так страшен Хозяин вернувшийся, как те, кто может нагрянуть негаданно, ниоткуда – те, с кем дела не сладишь, кого вслух лучше не поминать. Готовность – прежде всего, говорил Шафиров. И значит, надо быть уверенным в том, что в нужный момент (да не наступит он никогда!) нефть из путепровода будет оперативно удалена, выдавлена пенораствором, что всё вновь построенное не взлетит на воздух, но уйдет под землю в единый миг, и что в тот самый скорбный миг (да минует он утруждающихся) и дом, и труба будут отсечены от всякого сполоха, потрясения, от любых поползновений.