Игорь Ягупов - Записки офисной крысы

– Это ландсир или сенбернар, – спрашивают ее периодически во время их с Данькой вечерних моционов.

– Мальтийская болонка! – огрызается она.

Утром с Данькой гуляет папа. Наверное, в том, чтобы вставать на полчаса раньше и бежать с Данькой трусцой вокруг микрорайона, и заключается коротание старости. Некоторое время тому назад (раз уж она все равно не вышла замуж) папа пытался привлечь к утренней пробежке и Владку, но она наотрез отказалась от этого группового коротания папиной старости.

Ее мама сделала карьеру очень рано. Уже в двадцать два года она нашла папу. На этом, собственно говоря, ее карьера и закончилась. Она никогда не работала и посвятила себя семье, которая, как кажется Владке, повела себя по отношению к ней в высшей степени неблагодарно. Папа удумал коротать старость с диковинной расцветки собачиной. А дочь, как ни старалась, так и не смогла найти себе мужа.

– В твои годы, – говорит мама всякий раз, когда Владка отказывается мыть посуду или убирать в квартире, – я уже была домохозяйкой с немалым стажем!

– Мамочка, – отвечает ей дочь, – но я же еще и работаю!

– Но не могу же я быть тебе служанкой всю жизнь? – резонно возражает мама.

После этого Владка всякий раз закатывает глаза и говорит страшным голосом:

– Так ты меня гонишь, мама?

И тогда мама (неизменно со слезами на глазах) заключает ее в объятия и долго извиняется за свои грубость и черствость, объясняя, что дочь совсем не так все поняла. Приняв на грудь этот поток нежности, Владка идет на диван читать книжку. После подобных сцен маме лучше не мешать: любая уборка для нее в такие минуты – чистое наслаждение. Да, с мамой им с папой повезло. Такой пример хозяйственной домовитости, однако, полностью отвратил Владку от желания завести себе мужа.

Впрочем, пора идти завтракать. Сегодня воскресенье. И не надо отправляться на работу. Так что Владке необходимо как-то убить время. Если вам тоже нечего делать, она может взять вас в соучастники: вы убьете его вместе.

Теперь вся семья в сборе. Как любая семья, будь то львы или кролики, они собираются вместе у источника пищи. Папа читает газету, запивая ее чаем. Влада наскоро запихивает в рот котлету и наливает себе кофе.

– Ты представляешь, мамочка, – восклицает она, – у эскимосов еще сто лет назад не было сахара, и им приходилось пить кофе без него!

Эта мысль пришла ей в голову внезапно и удручила настолько, что она не могла не выплеснуть ее в общество. Потерянная, она грызет печенье.

– По-моему, у них и кофе-то не было… – не вполне уверенно замечает мама.

– Как? Мамочка, ты только подумай: если бы у них не было кофе, чем бы они тогда запивали тосты?

– Ну не знаю, не знаю, – сомневается мама.

Папа хмыкает из-под газеты. Мама, проникшись тяжкой судьбой эскимосов, кладет себе в чашку еще одну ложку сахара. Дочь поедает печенье. Семейная картина, достойная воплощения если не маслом, то, по крайней мере, маргарином по холсту.

– А вы знаете, – продолжает Владка светскую беседу, – что День космонавтики праздновался на Руси с восемнадцатого века? Приказчики надевали белые жилеты, бабы пекли куличи в форме ракет, а крестьяне в этот день не пахали.

Папа с шелестом перелистывает недочитанную полосу. Мама смотрит на дочь с подозрением.

– Папа, – опять начинает Влада, – и все-таки ты должен признать…

– Не доставай отца, – предупреждает мама. – Тебе лишь бы что молоть. В твои годы я уже была домохозяйкой с немалым стажем.

– Мама, учитывая ничтожность моей зарплаты, меня тоже можно считать домохозяйкой.

– Так найди себе что-нибудь более высокооплачиваемое, – это папа из-под газеты.

– Мужа, например, – вставляет мама.

– Папа, ты сам на корню загубил мою карьеру гадалки, – подчеркнуто не заметив мамину реплику, охотно включается в полемику с отцом Владка. – А между тем профессия оказалась весьма перспективной. Представляешь, как бы мы разбогатели, если бы ты стал колдуном, мама – медиумом, а я бы перебрасывала картишки, предсказывая судьбу? «Вас ждет успех, большой успех и большие деньги. Каждый рубль, отданный мне сегодня, вернется к вам в ближайшем будущем денежным дождем!» Никто ведь не знает, когда наступит ближайшее будущее. Кто вообще когда-нибудь видел ближайшее будущее? С геологической точки зрения и миллион лет может считаться ближайшим будущим. Так вот: «…в ближайшем будущем – денежным дождем. А если вы мне не верите, можете спросить у Теодора Рузвельта. Мама-медиум – в соседней комнате, она все устроит». И тут, мамочка, выходишь из-за ширмы ты и говоришь: «Я – Теодор Рузвельт. Я выучил на том свете русский язык по методу Илоны Давыдовой. Кто звал меня? Уж не тот ли гражданин, которого ждет денежный дождь в ближайшем геологическом будущем?» Если и после этого у клиента останутся сомнения, мы пригласим папу-колдуна. И он основательно прочистит ему ауру, выведет заклинаниями ду-ха-искусителя и приворожит куриной лапкой на успех.

– Если ты сейчас же не перестанешь, отец тебя выпорет.

– Это явный перебор, мама. Меня не пороли даже в детстве.

– И зря не пороли, – вставляет папа.

– Согласись, что в тридцать два года я уже сформировалась как личность, и мне поздно заводить новые привычки. И в чем я не права? Скажи, в чем? Я девять лет работаю в редакции и до сих пор не могу себя прокормить. Если бы я столько времени угробила на карты, то стала бы уже второй Кассандрой. А не получилось бы с предсказаниями, резалась бы в покер на турнирах – тоже дело доходное.

– У тебя неприятности на работе? – вздыхает мама.

– Вся моя работа – одна большая неприятность. Ты помнишь мой жизненный принцип?

– Как можно меньше работать и как можно больше получать?

– Правильно. А помнишь, кем я мечтала стать в детстве?

– Помещицей?

– Да, помещицей. И жить оброком и барщиной.

– Увы, это вряд ли осуществимо, – вставляет папа свою ложку дегтя.

– Сама чую, что вряд ли. А значит, мне завтра нужно искать инженера и разговаривать с ним на предмет научнотехнического прогресса. Генерид озадачил.

– Ну и что здесь такого? – удивляется папа. – В молодости я тоже был инженером.

– И что с того? – возмущается Владка.

– Гнал журналистов поганой метлой, – задумчиво произносит папа.

Мама тихо ойкает.

– Вот! – разводит руками Владка. – И без того тошно, а ты усугубляешь, отец! Я уже брала как-то интервью у одного инженера. Он начал ругаться такими словами, которые я считала последними!

– Он оскорбил тебя, доченька? – ужасается мама.

– Когда прочитал интервью, – хмыкает папа.

– Ты жесток, отец, – обижается Владка. – Ты жесток и несправедлив. Что ж я там такого написала, что надо было меня так материть?