Игорь Ягупов - Записки офисной крысы

– Ты бы лучше обычной матерью стала, – проговаривается мама о своем тайном желании.

– Но бывают ли вообще духовные матери? Не уверена, очень не уверена. Духовными обычно бывают отцы. Они испаряются, как утренняя роса. И лишь духовно общаются с детьми посредством алиментов. Но может ли быть духовной мать? Я никогда не задумывалась над этим. А это, знаете ли, проблема, я бы даже сказала – проблемища, которую надо поднимать. Архиважная проблема. И архисложная…

– Ну, хочешь, отец посадит тебя под домашний арест? – неуверенно предлагает мама.

– Нет! – строго отвечает дочь. – Нет, такую жертву я принять не могу! Да и с кем же тогда будет работать наш Генерид? Кого он будет посылать на самые трудные участки журналистского фронта? Из кого будет лепить хорошего журналиста? Он работает надо мной, как Пигмалион, уже девять лет. Еще лет двадцать, и я стану писать так же скверно, как он сам. А что может быть сокровеннее для творца, что может служить ему большей наградой, чем увидеть свое отражение, как в зеркале, в лице своего ученика? Он – мой духовный отец. И фразой: «Вчера состоялось очередное заседание областной думы» – я обязана именно ему.

– Иди, иди, доченька, не трещи, – устало машет руками мама. – Дай отдохнуть в тишине.

Как черт из табакерки, Владка выскакивает из подъезда и несется через двор в сторону цивилизации. Если из ее двора идти все время в южном направлении, то сначала будет Турция, потом Сирия, а потом Саудовская Аравия. Но Владкины планы, конечно, не столь грандиозны. Чуть не доходя Турции – так уж спланировали их двор – находится остановка троллейбуса. К ней-то она и направляется.

На улице так скользко, что все вокруг ходят с видом людей, только что потерявших какую-то мелкую, но очень дорогую для них вещь.

Дама поскальзывается и обрушивается прямо в ее объятия.

– Ой, спасибо, что поддержали! – охает дама.

– Не за что, тетенька, – отдувается Владка. – Я просто не успела отскочить в сторону.

Дама фыркает и уходит. Но ведь она же сказала правду: тетке следует благодарить лишь ее плохую реакцию. Если бы реакции продавались в аптеке, она бы уж не пожалела папиных денег и купила себе самую быструю. В нашей жизни человек с заторможенной реакцией обречен на вымирание. В этой тетушке было не менее восьмидесяти килограммов живого веса. Плюс два килограмма золотых колец и кило макияжа.

А если бы на нее поскользнулся мужчина? Это ж еще опаснее. Что могло бы произойти. Просто страшно подумать. Кто бы пошел завтра с диктофоном на инженера?

Или ей послать Генерида подальше вместе с его идеями? Да, она такой человек: ее, конечно, можно убедить, но до известных границ. У нее штаны всегда были протерты на заду, а не на коленках. Понимаете? Она не любит прогибаться. И не будет она постоянно подстраиваться под чужие вкусы. Было бы ради чего. Всякий раз, когда она получает зарплату, ей кажется, что она расписывается в собственной неполноценности.

Так что от работы она не фанатеет. Никакого энтузиазма! Что в нем хорошего? Для кого? Скажем, энтузиаст в любви – это сексуальный маньяк. Она не любит энтузиастов. Исключение могли бы составить разве что эти самые маньяки. Но где их взять в достаточных для всех женщин количествах? Проблема конечно же не одного дня. Можно ли их выращивать? И если – да, то чем кормить? И вообще, какое количество маньяков на, скажем, одну тысячу незамужних женщин является оптимальным? Вопросище! Матерый вопросище, господа вы мои.

А вот и остановка. Кто так строил микрорайон? Ей-богу, отсюда до Турции ближе, чем до ее дома. А это кто там ползет вдалеке, шевеля усиками, как таракан? Правильно – троллейбус.

– Уступайте места пассажирам с детьми, лицам преклонного возраста и инвалидам… – гнусаво сообщает динамик, когда она втискивается на площадку.

Интересно, а если она, к примеру, дитя-инвалид преклонного возраста? Ей что, три места полагается? Проблема требует дальнейшей проработки. Во-первых, может ли считаться инвалидностью злокачественная улыбка? Во-вторых, детский ли возраст – тридцать два года? В-третьих, не родился еще такой инвалид, который добился, чтобы ему уступили место в наших троллейбусах. Что же, за свое место надо держаться, как учат нас на бизнес-тренингах, руками и зубами, ногами при этом отбиваясь от всяких там назойливых инвалидов, лиц преклонного возраста и их детей.

Так вот, о незамужних женщинах, число которым легион. Что же, мужчина – это всегда роскошь. Не каждой женщине под силу его завести. Столько всего надо знать и уметь, чтобы держать его в доме. Она поняла это, когда в первый раз не вышла замуж. Эх, сколько раз она туда не выходила!

Одно время у нее был друг, у которого не было никаких достоинств. Просто никаких. Наверное, он опоздал к раздаче. Когда она с ним познакомилась, у нее екнуло сердце. Зная свою невезучесть, она была уверена, что именно ему суждено стать ее мужем. Когда она представила, как будет коротать с ним долгие зимние вечера в старости, ей стало плохо. Можно сказать, что она сбежала из-под венца…

– Оплатите проезд, молодой человек!

Ага, это кондуктор. Она требует исполнения закона от субъекта с бутылкой водки в руке.

– Денег нет.

– На водку есть, а на проезд нет?

– Ну, то ж дело святое!

Троллейбус весело хмыкает. Молодого человека явно поддерживает большинство.

– Где ж тут без водки-то, на таком-то морозе? – вываливает в партер тайную мысль многих кто-то из массовки.

Да, он прав: в троллейбусе так холодно, что средневековая пытка с обвариванием в котле с кипящей смолой могла бы здесь показаться просто благодеянием.

Кстати, о троллейбусах. Только позавчера она встретила здесь та-а-а-а-а-кого мужчину! А потом, представляете, он подошел к ней и спросил интимным баритоном, выходит ли она на следующей остановке. И она конечно же сказала, что да, выходит. И они вышли вместе. А потом он пошел в одну сторону, а она – в другую. Да, отличный был мужчина! Как говорил классик, в человеке все должно быть прекрасно: и мозоли, и перхоть, и кариес, и лысина…

Владка мысленно вновь возвращается к своим женихам.

Сбежав из-под венца недостойного, она завела себе друга-режиссера. Вернее, учитывая его амбициозность, это он ее завел. Как она потом поняла – для коллекции. Может быть, он хотел поставить спектакль ужасов? И ему приглянулась ее улыбка? Кто знает.

Он считал себя вторым Станиславским. Даже, пожалуй, первым. В этом он искал поддержки в родственных душах. Таких душ было явно недостаточно для того, чтобы снискать ему мировую известность. Их было пять или шесть за раз. Все они были женского пола и больше напоминали гарем, чем восторженную толпу почитателей его таланта. Владка состояла одной из них и прощала ему все.