Игорь Соколов - Любовь по Цикенбауму

– А дальше что?! – с вызовом крикнул Цикенбаум…

– Дальше он умрет, – вздохнул я…

– Как и все мы, – заметил Цикенбаум, – умрет в полном незнании, для чего он родился, для чего жил, работал, мучился!

– А дети, Арнольд Давыдыч?!

– Дети тоже умирают, производя других и так до бесконечности ловушка растянута во времени и во Вселенной…

– Поэтому мы и пытаемся вырваться в космос, – задумался я…

– Космос такая же ловушка, – усмехнулся Цикенбаум…

– Ну, почему?!

– Да потому что тот, кто нас создал, он сделал все, чтобы мы всегда пребывали в тайне, в неведенье…

– А для чего?! – удивился я, залпом выпивая новый стаканчик водки…

– Для того, чтобы проверить нас на истинность наших чувств и нашей правды! – загадочно улыбнулся Цикенбаум…

– И зачем ему это?! – недоуменно пожал я плечами…

– Не знаю для чего, только, заметь, что проверку эту никто из не выдерживает, и может быть, поэтому-то и умирает!

– Странно, вы, однако мыслите, Арнольд Давыдыч! А как же быть тогда с совестью нашей! Она нам для чего?!

– Вот ты и приблизился к маленькой разгадке! – улыбнулся Цикенбаум, – ибо наша совесть и есть предпосылка нашего Бессмертия!

– Теперь я кое-что понял! Спасибо! – и я всплакнув, обнял Цикенбаума, а из-за кустов полуобнаженная Стелла показывала мне язык…

И на душе было как сладостно и спокойно, и только Цикенбаум уже не глядя на меня, зашел в Оку прямо в одежде и стоял среди текущих вод как святой, разглядывая то самое странное белое пятно на небе, которое незаметно вырастало принимая форму ангела… Аминь!…

Цикенбаум опять приперся с девами и с водкой… Пришлось мне его немного высечь… Он плакал и просил прощения… Затем девы приводили его в чувства уже в волнах Оки… Он очень громко кричал, чем приводил их в еще больший восторг и трепет…

Я выпил водки и обнаружил за кустами Стеллу…

Я проникал в нее три дня и три ночи, а на третью ночь какой-то гад позвонил мне, и вот, теперь я здесь в абсолютно никчемной реальности с вами, разглядываю одни только холодные гениталии сфотографированных мной и еще кем-то тел, чокаюсь умом и бокалами с людьми, которые никогда так весело не напьются, как мы с Цикенбаумом, и так весело не развлекутся, как он с девам и, а я со своей Стеллой…

Так для чего же я живу, господа?!… Неужели, чтобы разглядывать чьи-то холодные гениталии и сходить с ума с этими никчемными и убогими людьми, которые влюбляются друг в друга только через экраны своих мониторов, пудрят друг другу мозги и еще дарят при этом, друг другу одних электронных пупсиков… Нет, этот мир давно сошел с ума, и уже пора сваливать к Цикенбауму, пока нас не прищучили, и не разделили на части как незамысловатый сайт уже несуществующего мира, который все еще мерцает на экране, как безумное забвение Земли…

Мест нет! – именно такое объявление увидели мы с Цикенбаумом на холме у Оки… Действительно места свободного не было, все было завалено пустыми бутылками, стаканчиками и тряпками…

– И как можно так набезобразничать, – сокрушенно вздохнул профессор Цикенбаум…

– Арнольд Давыдыч, я думаю, что наша русская нация давно нуждается в хорошей порке! – заметил я присаживаясь с ним на маленький пятачок холма свободный от мусора…

– Хорошего диктатора у нас нет! Вот что плохо! Этому народу нужен только кнут!

– А как же пряник?! – спросил я…

– Ну и пряник тоже! – рассмеялся Цикенбаум, уже выпив со мной водку, – вот, заметь, мы живем только раз, а живем так, что после нас хоть потоп!

– Да уж! – согласившись, вздохнул я…

– И может быть, нас уже не будет, – грустно окинул мусор глазами Цикенбаум, но нашим потомкам-то каково?!

– Н-да! – вздохнул я и мы снова выпили…

– Я ненавижу это государство! – неожиданно мрачно поглядел неа меня Цикенбаум…

– Но, Арнольд Давыдыч, мы-то с вами тоже вчера намусорили!

– Ну, нет, мы же потом убрались! – рассмеялся Цикенбаум…

– Но не до конца! – заметил я…

– Это как не до конца!?! – опешил профессор…

– Кусок соленого огурца мы так и не подобрали! – вздохнул я…

– Но он же сам разложится! – обиделся Цикенбаум…

– Ну, в общем-то да! – согласился я и мы снова выпили…

– И почему я такой несчастный человек?! – вздохнул Цикенбаум…

– Но вас же вон, сколько любят девчонок! – улыбнулся я…

Вокруг нас действительно стояли полуголые улыбающиеся девчонки, готовые мертвой хваткой вцепиться в профессора…

– Я знаю, что они меня любят, но это меня не утешает! – вздохнул Цикенбаум…

– Это еще почему?! – разволновались возбужденные девы, обнимая со всех сторон опешившего Цикенбаума…

– Да, нет, я просто пошутил! – стал оправдываться перед ними Цикенбаум…

– Ничего себе пошутил! – одна из них даже поцеловала его и профессор надолго замолчал… Потом его целовали по очереди другие и он очень страстно мычал… А я сидел рядом, несколько смущаясь такой интимной обстановки…

И вдруг Цикенбаум неожиданно повеселел, и тут же засмеявшись, скомандовал: А, ну-ка, девчонки, айда, убирать холм! И все послушно кинулись за ним убирать холм от чужих объедков и бутылок… И только к вечеру у костра они все страстно с ним соединились… А я опять отошел за кусты и был там мигом проглочен Стеллой…

– Ну, вот, а говорили, что там места нет! – шепнула мне после яркого оргазма Стелла…

– Это был не очень яркий оргазм! – склонилась над нами Флора Робертовна…

– Вот, видишь, как моя мама заботится о нас! – рассмеялась Стелла…

А я глядел на нее как-то странно, чуть-чуть тоскливо, и в то же время восхищенно, и думал о том, что со мною что-то не так, и что с миром тоже что-то не так, но главное, что мы все-таки любим друг друга, а это очень здорово спасает, и от грязи на холме, и от грязи в душе… Поэтому с любовью места хватит!… Аминь!…

Да уж! – именно так Цикенбаум прокомментировал наше с ним питие водки на холме у Оки… Действительно широта окружающенго пространства радовала глаз, и возвышала душу, но меня почему-то грызли кошки из за войны на Украине.

– Арнольд Давыдыч, а вы как относитесь к войне на Украине?

– И слышать ничего не хочу! – поморщился профессор Цикенбаум…

– Но как же так, Арнольд Давыдыч, это все же братоубийственная война! Разве вам безразлично, что брат идет на брата, а на Украине творится бесправие?

– Я тебя умоляю! – прижал руки к сердцу Цикенбаум, – здесь так хорошо и птички поют, а ты о войне вспомнил!

– Но это же истребление наших народов! – разгорячился я…

– Все мы несовершенны как амебы, – задумался Цикенбаум, – и все мы живем одним единым сообществом, но при этом каждый замкнут только на себе! Отсюда и происходят все конфликты, нелепые дрязги, ссоры, связи, превращения, случайности, деление на своих и чужих, одним словом, хаос взбаламученных съеданием сердец!