Игорь Соколов - Ураган

Одна лишь Яна выслушать тебя могла…
Любому грешнику был нужен свой священник,
Который выслушав с прискорбью покаянье…
От сердца божьего мог все грехи простить…
Конечно, Яна сразу ужаснулась,
Заплакала по-бабьи и смягчилась,
И, кажется, немного поняла,
Но все же очень пожалела
Такого разнесчастного тебя…

Какой совет могла дать в этом деле Яна?!
Твоя любовница… наперсница жены…
Тебя вдруг соблазнившая так странно…
Она – дитя такой же Сатаны…
Едва могла набраться мудрости в советах,
Лишь осуждения сумела избежать…
И жалостью наполнилась, как светом,
В миг обжигая мысль твою и речь…

Наш разум не доступен чужим мыслям,
Не потому ль, что по себе лишь мы блажим…
Так отворяя дверь грядущей жизни,
Мы все куда-нибудь впотьмах одни спешим…
И твой кошмар, и страх блаженной Яны,
И боль внутри твоей жены, —
На все Бог обратил глаза и длани,
А вместе с ними лапы Сатаны…

Изволь теперь себя во всем бояться!
Казаться уже ангелом нельзя,
Убив любовника, любовницу обняв,
Сквернее, гаже святотатца…
Ты поздно понял, как ты был не прав!!!
А завтра уже друга хоронили,
Тебе звонили, приглашая на помин
Его родители больные и невеста,
Уже носившая в себе его дитя…

Подумать страшно, как сияет бездна
В тени его растущего креста…

О, как идти туда, ведь ноги не идут…
Язык отсох, глаза остекленели…
Ведь там печаль живая, там ведь Божий суд…
Страдания, огонь разящей цели.
Но самой главной целью, —
Бог сказал, – есть ты…
Ты, летящий в собственную темень.
Пошел на смерть его – как сам к себе в могилу…
Жену повез в коляске как защиту…
Пусть плачет над любовником умершим…
И этим тебе сердце согревает…
Стыд поразит ее, как и тебя…
Невесту с животом большим увидит…
И горше матери его родной заплачет…

Вся жизнь казалась крошечным мгновеньем,
Держащим нежно твой холодный труп…
Все, как обдумывал, все так и получилось…
Оно и легче – Смерть прожить… неоднократно —
Его, свою, как тысячи случайных…
Чтобы вернуться в дом к себе обратно…
Откуда тебя выселила тайна.
Вот так стоял над ним и тихо плакал…
Все, как в раю, здесь грустно целовались…
Никто не знал, что ты и есть убийца…
Палач, пришедший жертву навестить,
Чтоб снять с себя любые подозренья…
Какие только в близких могут быть…

Жена, о, как ни странно, не рыдала…
Она тебя, а не его жалела…
Глядела так, как будто понимала,
Ззачем ты в плаче трогал ее тело…
Единственной рукой откликаясь
На зов твоей безумной плоти…
Вот так в коляске с нею и у гроба…
Ты вдруг почувствовал, что можешь еще жить…
Хотя бы зверем тем же ослепленным…

Как радостно бывает иногда —
Забыться в своем собственном творенье…
Пусть и в гробу оно уже тлетворно,
И черви в прахе смрад его познают…
Душа любая мечется позорно,
Узнать пытаясь, как оно летает…

Вот так и ты, обняв свою бедняжку,
Как по бумажке прочитал над гробом…
Нет, не свои, совсем чужие мысли…
Близки, понятны – плачущим по скорби…
Они тебе, увы, отвратны были…
Не потому, что ты его простил до смерти…
Ты сам себя простить не мог и удивлялся,
Что муки все в тот самый миг исчезли,
Когда жена тебя рукою обняла…
И, кажется нашла в ужасном миге
Хотя б пригоршню прежнего тепла…

Ты так же на ходу писал стихи…
Шагал вперед и ничего не видел…
А люди были серы и тихи,
Как эти же кресты или надгробья…
Хранящие полет немой Души…
В кровавый час междоусобья…

Внутри давно приобретенной вами лжи…
Таилась будущая кара для здоровья…
И жизни вообще, спешащей в сны…

Ты встал, как все вокруг. И бросил комья глины…
На крышку гроба своего врага…
Хотя по смыслу речи был он другом…
А впрочем, правду с ложью Вечность изрекла…
В одном порыве нарождающимся духом…
Печальной ветвью божьего креста…
Жестокой мукой… Презирающим нас слухом…
Тоскливой музой, разъедающей глаза…
Всем, чем угодно был готов поклясться…
Что видишь мир безбожным и глухим,
Раз тебя такого святотатца…
Все считают близким и родным…

Глупец несчастный, Бога ты не ведал,
Когда внутри тебя металась твоя желчь,
Свое могущество скрывал коварный недуг,
Когда летала над могилой твоя речь…

Потом вы шли… жена тряслась в коляске…
Все было очень пусто и темно…
Давно уже исчезли ваши ласки…
И вас друг к другу больше не влекло…
Хотя бы мог, конечно, рассказать ей сказки…
Прижаться к ее сморщенной груди…
И приведя ее к безумнейшей развязке…
Напиться вдоволь сумрачной тоски…
Все мог ты… В этом смысл изгнанья…
Из мира, где неволен ты собою…
Распоряжаться даже в миг отчаянья,
С рожденья уже отданный покою.

О, Смерть?! – Что может быть ее страшнее?!
Убийца, схоронивший жертву…
Ее же чувствует острее…
Всех ангелов, всех праведников божьих…
Которых ты любил вчера до дрожи…