Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света

– Неважно из чего, – махнул рукой дядя Абрам, – холм можно делать из чего угодно, я бы за неимением ничегоболее подходящего, предложил его сделать из мебели, из кроватей, диванов и стульев, а потом можно будет покрыть его простынями, а чтобы он был более похож на реальный, мы простыни выкрасим зеленкой. Ее в аптечке на кухне полно! – казалось, что дядя Абрам спятил.

– А ты не можешь свой холмик поделать сам?! – спросила она. – А то ведь я не паханша, чтобы все знать!

– Ну, конечно сам, – засмеялся дядя Абрам и кинулся затаскивать всю мебель в большую комнату, где стоял диван и разбитый телевизор.

– Я надеюсь, что хоть одну кровать ты ломать не будешь?! – спросила его с опаской Рита.

– Как скажешь, кисонька, – развеселился дядя Абрам.

– Ну, точно, е*нулся, – Рита ушла в ванную и там заперлась.

Между тем, дядя Абрам сложил между собой диван, несколько кроватей и стульев, накрыв их простынями, которые успел быстро обмазать зеленкой.

Когда зеленка высохла на простынях, он позвал Риту.

– Пойдем на холмик приляжем, – позвал он ее.

– Никуда я не пойду, – отозвалась из закрытой ванной Рита.

– Ну, я же для нас с тобой его делал! – с отчаянием взмолился дядя Абрам и стал за ручку расшатывать закрытую на замок дверь ванной.

– Да, сейчас уже выхожу, – испуганно отозвалась Рита.

– Я сейчас сломаю дверь! – застучал через минуту дядя Абрам.

– Да, выхожу я! – заорала в ответ Рита и вошла, от страха помаргивая глазами.

Дядя Абрам с улыбкой взял ее за ручку и повел в большую комнату.

В комнате она увидела довольно шокирующее ее зрелище: посреди комнаты возвышалась гора наваленной мебели, укрытая простынями, обкапанными во всех местах зеленкой. Местами из этих простыней торчали ложки и вилки.

– Это все цветочки, – показал пальцем на ложки и вилки, дядя Абрам.

– А ягодки, б*я, впереди, видно, будут! – усмехнулась Рита.

– Ну, как ты не понимаешь, – разволновался дядя Абрам, – ведь это же холм, это олицетворение достигнутой нами цели.

– Да, да, конечно, цель, х*ель, – усмехнулась слегка встревоженная Рита.

– Тогда погляди на холм, – он подтолкнул ее к груде мебели, и они полезли наверх.

Там дядя Абрам обнял ее и поцеловал. Рита даже не успела ни о чем подумать, как уд дяди Абрама уже оказался в ней.

– Я орел, а ты орлиха, – шепнул ей с чувством дядя Абрам. Мебель под ними ужасно скрипела и шаталась. Казалось, еще совсем немного и они свалятся вместе с ней и рухнут вниз.

«А и х*й со всем!», – подумала Рита и с живой страстью отдалась обезумевшему дяде Абраму.

– Эй, вы, орлы и орлихи! Как вам живется – можется?! – раздался из стены голос продюсера, когда они уже блаженные лежали на своем самодельном холме.

Дядя Абрам тут же в ответ засвистел, Рита тоже поддалась соблазну и стала ему тихо подсвистывать.

– Кажется, орлы не свистят, – вздохнул продюсер.

По его голосу было понятно, что в него закралось сомнение относительно их взаимного психоза.

– Вдвоем вы не можете сразу сойти с ума, – захохотал продюсер, – меня не проведешь!

– А я и не сходила с ума! – сердито отозвалась Рита.

– Я тоже! – крикнул дядя Абрам.

– А я думаю, что ты все-таки свихнулся, – отползла от него с опаской Рита.

– Да, нет, я просто, – дядя Абрам махнул рукой и заплакал, и только в эту минуту Рита поняла, что он притворялся.

– А телевизор зачем разбомбили?! Я ведь вам новый больше не дам! – хохотнул довольный собою продюсер, но Рита с дядей Абрамом не отзывались, они молча глядели друг на друга влюбленными глазами.

– За одну ночь проходит целое тысячелетие, – вздыхает Эскин, – но никому до этого нет дела!

Все заняты исключительно только собой, своей шкурой, в которой им порой не по себе!

Эскину тоже было не по себе, ведь еще вчера он не знал Лулу, и бегал за Соней как преданная собачонка, с невероятным наслаждением терзал Сонино тело и мучился, когда им обладали другие.

Мысль уйти от Сони так же быстро возникала, как пропадала, стоило только Соне затащить его в постель, как он тут же становился послушным как ручной зверек.

«А что, разве есть какая-то другая, более святая женщина чем Соня», – думал тогда Эскин, а сейчас с презрительной усмешкой вспоминал свои прошлые мысли.

Тогда ему казалось, что только такая опытная женщина, как Соня может его удовлетворить как мужчину.

Ведь это она лишила его невинности, а он за все и привязался так к ней, уподобившись подопытной крысе, готовой за кусок сыра пойти на любые лишения.

А еще тогда Эскин был более одинок и неуверен в себе, а Соня, как ему тогда казалось, позволила найти эту самую уверенность. С ней было интересно!

Всякий раз он ею обладал, как будто в первый раз! Это была волшебная женщина, но совершенно неожиданно он открыл для себя Лулу, и понял, что ошибался!

Просто он находился в таком возрасте, когда страсть и ее ощущения держатся на силе молодого организма, а поэтому само соитие обманчиво прекрасно, и тем прекрасно, что любого человека лишает всякого разума.

И ты уже видишь не столько самого человека в женщине, сколько объект бесконечно часто возникающего желания.

– Ах, Лулу и почему я тебя встретил, такую прекрасную и такую неповторимую, – вздыхал Эскин, теребя на ее головке маленькие черные кудряшки и уткнувшись к ним носом, опять жадно ловил этот чудный запах.

– Лулу любить тебя на лет, – прошептала Лулу.

– Не на лет, а навек, – засмеялся Эскин и поцеловал ее. Лулу жадно впилась ему в губы, одаривая новым проникновением вглубь.

Эскин уже исторг в нее свое семя, но Лулу опять страстно сжала его в своих объятьях и прошептала: Лулу любить… любить…

И Эскин снова устремился в нее…

Так было несколько раз… И всякий раз Эскин думал, что все, что это в последний раз, и у него больше нет сил, но силы откуда-то брались, и самым чудесным образом возвращалось то сказочное проникновение вглубь…

И только на восьмой раз, когда Эскин уже решил признаться ей в своем бессилии,

Лулу опередила его и прошептала, благодарно обняв его: Лулу спасибо! Лулу спасибо!

«Наивная девочка, ты вся в любви как в спорте, – с улыбкой подумал Эскин, – как будто твое лоно нуждается в изрядной порции соитий, еще, прежде чем ты сможешь ощутить волшебный результат!

Впрочем, и ложь порой становится истиной, – думал Эскин, – особенно когда ее искренне произносят!» Еще Эскин думал о том, что его соитие с Лулу есть не что иное, как сочетание необходимого с полезным.

Так же в жизни религия бывает необходима, а наука полезна, в то время как у некоторых пар соитие незаметно превращается в традицию, причем самую обыкновенную и простую, как испражнение кишечника.