Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света

Двое суток подряд Эскин не выходил из номера.

Лулу очень быстро приходила в себя и снова вся трепетала в предчувствии нового оргазма, а у самого Эскина было ощущение, как будто он сам находится в преддверии Космоса.

Вот он снова входит Лулу и чувствует, как в нем просыпается ненасытный зверь, как он рычит в предвкушении удовольствия, как извергает из себя пламя и кусает в порыве страсти нежную шею Лулу, ее нежные девичьи соски, и отдает себя ее засасывающему в себя Естеству.

Естеству всеобщего позора в вечной тайне, в нашей общей глубине!.. Эскин решил уже умереть в объятиях Лулу, когда зазвонил телефон. Злой голос Сони на какое-то время его обезоружил.

– Придурок, ты хоть знаешь, что тебя по всей Москве ищут органы безопасности и люди Мабуту?!

– Ну и что?! – сглотнул слюну Эскин.

– Если они тебя найдут, они тебе яйца-то отрежут!

– Ты разговариваешь как мужик! – смутился Эскин. Лулу понимала и слышала весь разговор, и глядела на него со страхом.

– Она с тобой?! – резко спросила Соня.

– Нет, – соврал Эскин. В такой ситуации он не доверял даже Соне, тем более, что она отдалась Мабуту.

– А ты с Мабуту?! – спросил он.

– Нет! – ответила Соня, но по ее дрогнувшему голосу Эскин почувствовал, что она врет.

– И что ты собираешься делать дальше?! – вздохнула Соня.

– Не знаю, – вздохнул Эскин, заражаясь напряжением, идущим от ее голоса.

«Как только найду отца, так сразу уеду из Москвы», – решил про себя Эскин.

– Эскин, может ты вернешься?! – жалобно спросила Соня.

– А зачем?! – улыбнулся глядя на испуганную Лулу Эскин, как бы пытаясь успокоить ее, – я тебя не люблю и никогда не любил, просто был во власти твоей похоти, а поэтому с тобой мой разум куда-то улетучивался, чтобы вернуться назад только при надлежащей сытости!

– Ну, ты и сволочь! – заругалась Соня.

– Ага! – радостно вздохнул Эскин и обнял Лулу. – Для одних я сволочь, для других я Бог?

– Так она все-таки с тобой?! – спросила Соня, но Эскин отключил телефон.

Этот странный разговор его уже утомил.

– Твой жена и Мабуту Африка! – сказала Лулу и помахала руками как крыльями самолета.

– Ну и черт с ней! – облегченно вздохнул Эскин и снова уткнулся носом в ее пахучие волосы.

– У меня нет доу мент, – прошептала Лулу.

– А, документ, – усмехнулся Эскин, – ничего, у меня зато он есть, а ты моя жена и зовут тебя Соня!

– Со-ня, – несколько раз по слогам произнесла Лулу и улыбнулась.

– Но так я тебя буду называть, если у нас будут спрашивать документы, а для меня ты останешься Лулу!

Неожиданно Эскин что-то вспомнил и позвонил Зэбке.

– Алле! Зэбка? – спросил Эскин.

– Что тебе еще?! – устало ответил Зэбка.

– Если ты сейчас же не выпустишь Глеба и Амулетова, я звоню сам знаешь куда! Молчание Зэбки длилось три минуты, он дышал тяжело, как будто ему не хватало воздуха.

– Ты сукин сын! – наконец сказал Зэбка и отключился.

«Теперь остается только разыскать отца», – подумал Эскин.

– Лулу любить тебя, – шепнула Лулу. И Эскин уже с большим сомнением взглянул на нее: «А может она такая же ненормальная как Соня?!»

– Прости, но я устал и больше не хочу, – вздохнул Эскин и стал одеваться.

– Лулу любить тебя, – расплакалась Лулу, протягивая к нему свои руки. «А может она просто объясняется мне в любви», – Эскин еще раз взглянул на Лулу и подойдя к ней, обнял ее.

– Лулу любить тебя, Лулу не бросать, – шептала она, крепко обнимая его.

«То ли животное, то ли ребенок», – определить ее как зрелого человека Эскин не мог. Он попытался ее одеть, но Лулу неожиданно стала его кусать и царапаться.

– Да, ты что?! – удивился он.

– Не давать Мабуту! – закричала она.

– Да, Бог с тобой, – обескуражено улыбнулся Эскин, – нам в ресторан надо сходить, ам-ам кушать! – и он рукой и ртом изобразил ей процесс поедания пищи.

– Прости, я ж*па! – улыбнулась сквозь слезы Лулу.

– Откуда ты знаешь это слово?! – удивился Эскин.

– Когда Мабуту ругать Лулу, он так называть, – объяснила она, – а это ж*па как?!

– Вот это ж*па! – и Эскин оголив свой зад, ткнул в него пальцем.

– Это ж*па?! – засмеялась Лулу. – Это ж*па! Я не ж*па!

Эскин только немного успокоился и повеселел, как тут же взглянув на себя в зеркало и расстроился. Вся его шея от уха до уха была здорово исцарапана острыми ногтями Лулу.

– Ну, ты и даешь! – вздохнул с укором Эскин.

– Прости, я не ж*па! – жалобно пискнула Лулу.

– Больше не говори этого слова! – сдвинул брови Эскин.

– Хорошо, Лулу не говорить, Лулу не ж*па, Лулу – ж*па! – разрыдалась Лулу.

Черт побери! Этот языковой барьер, как и само недоразвитое сознание Лулу стало уже ему действовать на нервы.

Он взглянул на нее с ожесточением, но тут же смягчился и присев к ней на кровать, обнял ее и стал ей усердно объяснять, что означали его последние слова.

Через пять минут она, наконец его поняла и улыбнулась, и всего исцеловала.

Счастливый и удовлетворенный Эскин с трогательной нежностью помогал ей одеваться.

Он очень осторожно застегивал ей сзади лифчик, а потом одевал через голову платье.

Она была так мила и послушна, что Эскин растрогался до слез.

Неожиданно ему на память пришла прекрасная мысль, сказанная когда-то Антуаном Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за прирученных нами!» «И я в ответе за нее», – подумал Эскин.

Совершенно неожиданно дяде Абраму пришла в голову интересная мысль, а что если из всей этой мебели сделать своеобразный шалаш и накрыть его измазанными простынями.

Мысль дяди Абрама пришлась Рите по душе, и они сразу же принялись за работу. Продюсер, внимательно наблюдавший за ними, сразу же проявил признаки удивительного волнения.

– Вы чего это, с ума, что ли посходили?!

– Нет, мы только имитируем состояние безумия! – усмехнулся в ответ дядя Абрам.

Он уже понял, что продюсер лишившись возможности часто их видеть, может лишиться и всякого смысла содержать их здесь взаперти.

Чтобы пореже выходить из своего укрытия они перенесли в комнату один из холодильников и загрузили его полностью продуктами.

Первые три дня сложились очень хорошо, они из шалаша никуда не выходили кроме туалета.

Отгородившись от продюсера своим первобытным жилищем, они почувствовали какую-то необыкновенную радость как от встречи с чем-то родным.

Последнее время от постоянного ощущения его невидимого присутствия у дяди Абрама с Ритой стали развиваться какие-то навязчивые страхи, особенно у Риты, которой казалось, что продюсер их рано или поздно уничтожит как ненужных свидетелей своего порочного удовольствия.

Однако дядя Абрам думал несколько иначе, больше всего он доверял подсказкам интуиции.