Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света

Еще никогда он так не любил и одновременно не ненавидел ни одну женщину.

У Сони даже перехватило дыхание, когда его член оказался внутри ее лона.

– А говорил, импотент, – прошептала она и мгновенно забилась в сладких конвульсиях.

Она содрогалась под ним тысячу раз, с каждым вздохом и выдохом, с каждым входом и выходом его могучего члена, в ее, из ее нежного лона, волшебным образом соединявшим в себе и ее тело, и прекрасное лоно природы.

– Нежное лоно на лоне прекрасной природы, – прошептал, дышащий блаженством Амулетов. Солнце ярко слепило им глаза, а под ними примятая их телами трава-душица издавала чудесный аромат.

– Ты на самом деле хочешь, чтоб я стала твоей женой?! – тихо спросила Соня.

– Конечно, хочу, – улыбнулся Амулетов, и в его улыбке Соня сразу же прочла неумолимое желание.

– И почему я раньше тебя не разглядела?! – с сожалением вздохнула она.

– Наверное, ты была очень увлечена Эскиным, ведь он намного моложе тебя! – теперь улыбка Амулетова тоже была полна грусти и сочувствия.

– Так давай ему отомстим, – предложила Соня.

– Не надо, – сделался серьезным Амулетов, – сейчас речь не только о нем, но об его отце, которого кто-то из друзей Эрики превратил в своего узника вместе с его подругой.

– Когда-то я была и с отцом Эскина, с дядей Абрамом, – глубоко вздохнула Соня.

– Боже ты мой, какая же ты ненасытная, – изумился Амулетов.

– Я не виновата, что мужчины только здороваясь со мной, сразу же теряют свою голову! – хитро улыбнулась Соня.

– Н-да! – Амулетов замолчал. По левой обнаженной груди Сони полз крохотный муравей, и Амулетову почему-то представилось, что этот муравей такой же несчастный самец как и он сам, заблудившийся как в теле, так и в душе лукавой и все забирающей в себя Сони.

– Только не грусти, – шепнула, прижимаясь к нему Соня, – если я стану твоей женой, то я тебе изменять не буду.

– Свежо предание да верится с трудом, – усмехнулся Амулетов.

– Нет, ну, на самом деле, – Соня сжала больно его руки, и Амулетову стало стыдно.

Он вспомнил их первую встречу, когда он поступил совсем недостойно, сначала шантажировал, а потом уже и яро овладел ею, и именно тогда в первый раз, а не сейчас, она ему рассказала о своей близости с отцом Эскина.

Просто сейчас она была так сильно взволнована, что забыла об этом. Амулетов, почувствовав себя виноватым перед Соней, и опять проник в ее нежное лоно.

Очень скоро пошел дождь, но они продолжали свое безумное проникновение друг в друга.

Порою, он слизывал дождевые капли с ее лица, глотая их как святую принадлежность ее прекрасного тела, и радовался как ребенок.

– Нежное лоно на лоне прекрасной природы, – опять повторил он и прислушался к собственному голосу, и подумал о том, что если бы он был женщиной, то обязательно влюбился бы в этот голос, а Соня прочла эту мысль у него на лице и громко рассмеялась.

– Хочешь, послушаем, о чем беседует Эрика Львовна? – предложил Амулетов.

– Давай! – согласилась Соня. Они оделись и сели в машину, и Амулетов включил подслушивающее устройство, магнитофон, на который уже была сделана запись за два последних часа.

– Ты, что, с ума сошел, потопы устраиваешь?! Или хочешь, чтоб все здание рухнуло?!

– Все в порядке, Эрик, все этажи имеют водонепроницаемый слой во всех стенах!

– А что раньше не предупредил! – все никак не успокаивалась Эрика Львовна.

– Так, выходит, Эрика Львовна – это мужик, – удивился Амулетов.

Соня прижала палец к губам, и они продолжили слушать запись.

– А тебе не кажется, что ты ими чересчур увлекся?! – спросила Эрика Львовна. – Не проще ли было их убрать и найти другую пару?!

– Нет, Эрик, ты не прав, – ответил продюсер, – смерть для них была бы слишком большой наградой!

– Что же ты хочешь с ними сделать!

– Пусть, Эрик, для тебя это будет сюрпризом!

– Слушай, я ради тебя давно стала женщиной, и неужели мы никогда не совокупимся!

– Обязательно совокупимся, Эрик! Только дай разобраться с этой парой!

– Тебе еще одну неделю хватит? – спросила Эрика Львовна.

– Да, Эрик!

– Ну и прекрасно! – и разговор прервался.

– Надо спешить! – вздохнул Амулетов.

– А ты знаешь, где они их прячут?!

– Пока нет, но думаю, очень скоро узнаю! – Амулетов обнял Соню и на некоторое время забылся от избытка собственных чувств.

По комнате стелился то ли белый туман, то ли дым. Из стен отовсюду торчали окаменевшие морды динозавров.

Было ощущение, что они докопались до самого глубокого археологического слоя.

Дядя Абрам совершенно случайно потрогал зеркальную поверхность одной из стен, и она открылась как дверь, дав им возможность оказаться в новой комнате.

– Жаль динозавриков, мы их видим, а они нас нет, – сказала Рита, дотрагиваясь до одной из морд.

– Мы видим не их, а их останки, а может даже только муляжи, – возразил дядя Абрам.

– Хватит говорить о муляжах, – рассердилась Рита, – я знаю, что здесь все искусственное и ничего настоящего нет, кроме нас с тобой, но я так хочу иногда хоть что-то представить живым, что просто сил нет! – морда динозавра, до которой она только что дотрагивалась, в знак согласия кивнула ей, а один глаз даже моргнул.

– Ты видел?! – спросила она.

– Ну и видел, – вздохнул дядя Абрам, – обыкновенная мультипликация или заводная игрушка.

– Какой ты умный, – засмеялась Рита и дотронулась до следующей морды динозавра. Неожиданно его пасть раскрылась и тут же до локтя проглотила её руку.

– Ой, мне больно, сейчас он откусит мне руку! – заплакала Рита.

– Эй, сукин сын, заканчивай свои фокусы! – закричал дядя Абрам, подбегая к Рите.

– Скоро закончим! – хихикнул продюсер, и почти сразу рука Риты освободилась от зубастой пасти динозавра.

– Ты больше до них не дотрагивайся! – посоветовал дядя Абрам.

– И не буду! – воскликнула от боли Рита, хватая его за руку. Они все шли и шли, а комната, напоминающая коридор, все никак не кончалась. Полумрак царящий здесь вместе с туманом, вызывал не столько страх, сколько задумчивое и тягостное настроение.

– Это здание не может быть бесконечным, – пожаловалась Рита.

– Значит, мы ходим с тобой по замкнутому кругу, – вздохнул дядя Абрам.

Тогда они пошли назад, но все продолжало оставаться бесконечным, как будто протянутым в саму Вечность.

– Мне страшно, – прошептала Рита.

– Эх, ты мой маленький подопытный кролик, – дядя Абрам обнял ее и проник языком в ее ротик.

Она плакала, сладко постанывая в его руках, почти как ребенок. Любая другая женщина, наверное, давно бы сошла с ума, но только не она, его маленькая, зато удаленькая Рита.