Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Одинокому везде пустыня

– Николь, я проскочу в заводской лазарет за врачом. Я помню, где он находится. Ее надо госпитализировать или немедленно отвезти к тебе домой.

– Конечно, ко мне, – сказала Николь, – наймем врача, наймем сиделку, выходим.

– Еще чего! За сиделку я сама справлюсь, – возразила Мария.

– Ладно, там видно будет. Дуй в лазарет и предлагай им хорошие деньги, не скупись.

Через полчаса Мария прибыла к подъезду с каретой «скорой помощи». За это время Николь и баба Нюся в четыре руки ловко переодели Ульяну в чистое, принесенное старушкой из своей квартиры, обтерли ее теплой водой с уксусом, привели в порядок ее волосы, умыли лицо, укутали ее как следует. Хотя женщины и говорили на разных языках, но понимали друг друга с полужеста. Заодно они и умудрились прибраться в комнатке.

– А ты, як наша казачка, – похвалила Николь баба Нюся. – Своя девка!

– Ка-за-чок! Ка-за-чок! – пританцовывая, пропела Николь в ответ, и обе засмеялись.

Явление врача француза в белом халате, белой шапочке и с фибровым чемоданчиком в руках привело бабу Нюсю в легкое замешательство [38].

Мария обратила внимание, что в ее отсутствие Николь и баба Нюся привели Улю в порядок. Раза два Уля даже взглянула на врача и на всех них блуждающим взглядом.

– Больная говорит по-французски? – спросил доктор Мари.

– Как мы с вами.

Врач улыбнулся – ему польстили слова Мари. Дело в том, что сам он был южанин, а Мари отличалась великолепным парижским выговором, и ему до ее французского было, по-русски говоря, семь верст и все лесом.

Выслушав, а затем выстучав Улю под рубашкой, врач задал несколько вопросов, больная отвечала не очень вразумительно, хотя и по-французски.

– На вопросы отвечает с трудом, как бы сквозь сознание, кожа горячая, влажная, – заключил врач, – надеюсь, что все не так страшно, как кажется на первый взгляд. Левое легкое чистое, а в правом множественные влажные хрипы. Предполагаю правостороннюю нижнедолевую пневмонию. Главное уход. Неоднократная смена белья, протирание тела теплой водой с небольшим добавлением уксуса, но я вижу, ее только что протирали. Надо поворачивать больную в постели, почаще поворачивать, то на бок, то на спину, не давать залеживаться в одном положении. Куриный бульон, обильное горячее питье с травами, с лимоном, с медом. Сейчас я выпишу откашливающее средство. – Врач примостил на колени свой чемоданчик, выписал рецепт и подал его почему-то Николь. – Фрукты, овощи, легкое, но богатое витаминами питание. Тепло, дневной свет, уют – и все будет в порядке. Да, растирание тела камфорным маслом на ночь, впрочем, я вижу, вы уже растирали.

– Так, – сказала Николь, вместе с рецептом врача решительно забравшая бразды правления в свои руки. – Ее надо укутать и вынести в машину.

– Девушка молодая, но перевозить ее сейчас, – врач замялся, – в нашей карете очень холодно…

– У нас в машине будет потеплее, главное, чтобы ваши парни снесли ее с пятого этажа.

– Чем же ее укутать? – спросила Мария по-русски и стала снимать с себя пальто.

Баба Нюся метнулась в свою квартирку и принесла большой серый платок из козьего пуха.

– Ще с России платочек, – радостно улыбаясь, сказала баба Нюся, – ще с моих коз чесала пуху, с дому. – Она ловко укутала голову, плечи, грудь, спину Ульяны громадным платком, почти спеленала ее. – Ось, а таперича надягаите польты, а сверху ще одеялкой!

И Николь, и Мария, и баба Нюся были ловкими, рукастыми женщинами и снарядили Ульяну лучшим образом.

– Баба Нюся, а где ее документы?

– А ось сумочка на стульце.

Мария прихватила сумочку Ульяны. Здоровенные санитары понесли на руках вниз спеленутую Ульяну. Николь, Мария, баба Нюся и врач двинулись следом. Потом Мария умудрилась обогнать санитаров, пролезла бочком, успела открыть и завести машину прежде, чем они вышли из подъезда.

Санитары и врач к превеликому своему удовольствию получили, по выражению Льва Толстого, «в заднюю часть ладони». Мария хотела было и бабе Нюсе отдать за платок хорошую денежку.

– Ты че, доча! – шарахнулась от нее старушка. – Ты че, спятила.

Марии стало стыдно, она крепко обняла и поцеловала бабу Нюсю троекратно, по-русски.

Николь вела машину уверенно и осторожно. Мария примостилась бочком на заднем сиденье, поддерживая Ульяну.

За десять дней Мария и Николь подняли Ульяну на ноги. А еще через неделю она настолько окрепла, что можно было пускаться в путь: в Марсель, а там и в Тунизию. Все это время яхта «Николь» ждала их в марсельской гавани.

– Мне только съездить на кладбище, проститься с Андреем Сидоровичем, да отдать платок бабе Нюсе – он у нее один, а зимой под нашей драной крышей такая холодрыга, что ой-ё-ёй! – сказала Ульяна.

– Поехали. И я с тобой, – с готовностью предложила Мария.

Новое кладбище Бьянкура поразило воображение Марии казенной тупостью, скудостью и бессердечием, которые в данном случае соединились воедино как-то особенно причудливо и изощренно. Могилка к могилке, холмик к холмику были подогнаны здесь вплотную. По всей территории обширного косогора, на котором размещалось кладбище, стояли над могилками одинаковые, сваренные из кусков железных труб православные кресты, выкрашенные почему-то ядовито-ультрамариновой краской. На фоне серого неба эти кресты с черными номерами на поперечных перекладинах вместо имен и фамилий выглядели как-то особенно вымороченно, наверное, душу брала оторопь еще и от того, что крестов было очень много – сотни, и они поднимались по косогору шеренга за шеренгой.

Потом Мария узнала как-то случайно, что года через полтора после Андрея Сидоровича Калюжного здесь же был похоронен один из ее любимых поэтов Владислав Фелицианович Ходасевич. На этом обезличенном и обесчеловеченном кладбище похоронен и человек, написавший: «Я, я, я – какое нелепое слово. Разве мама любила такого – желто-серого, полуседого и всезнающего, как змея».

– И кто же это придумал? – после долгой паузы, обведя кладбище рукой, спросила Улю Мария.

– Наверное, муниципалитет Бьянкура, кто же еще? Спасибо, что разрешают хоронить наших даром. А через пять лет всех выроют и в общую могилу – такой закон. Так что мне надо заработать денежек в твоей Тунизии, купить Сидорычу постоянное место и, как говорит баба Нюся, переховать его.

– Заработаешь, – сказала Мария, – не сомневайся. – И, глядя на жуткий лес ультрамариновых крестов, возносящихся по серому косогору к серому небу, она вдруг подумала о Михаиле, даже и не подумала, а почувствовала его всем сердцем – остро, пронзительно, до боли в груди. «Николь обещала еще раз выпросить Михаила на яхту, командир училища приятель ее Шарля. Дай Бог!»

Потом они поехали возвращать пуховый платок бабе Нюсе. Застали ее моющей лестницу в подъезде. Платок вернули. Мария принялась уговаривать бабу Нюсю взять в подарок «немножко денежек». Старуха отказывалась наотрез. И тогда вступила Ульяна.